Ева - Артуро Перес-Реверте (2018)

Они распрощались на улице Дар-Баруд. Дождя не было, но пепельное небо хмурилось. Фалько взглянул на часы и зашел в «Риф», где неторопливо съел рыбу на гриле. Выкурив сигарету, уплатил по счету, дошел до Соко-Чико, а оттуда, срезав путь через мясные и овощные ряды, – до европейской части города. Дважды останавливался, проверяя, нет ли слежки, а потом, уже рядом с консульством Франции, метров двадцать шел, вглядываясь в лица тех, кто двигался навстречу. Наконец, успокоившись на этот счет, пересек улицу, пропустил трамвай, обогнул полицейского, регулировавшего поток машин и экипажей, и, войдя в «Кафе де Пари», сразу направился к стойке, как бы намереваясь позвонить.

Вильяррубия сидел за одним из первых столиков. В рубашке-апаш и брюках-гольф он казался еще моложе и походил на студента. Едва завидев Фалько, он поднялся и вышел из кафе, а тот тронулся следом. На расстоянии друг от друга они зашагали по левой стороне бульвара Пастера. Когда возле дома № 28 радист перешел на правую, Фалько, оглядевшись, сделал то же самое.

На лестнице он догнал юношу, и у дверей они оказались одновременно.

– Все в порядке? – спросил тот.

– Все.

Вильяррубия повернул ключ в замке, открыл дверь и учтиво пропустил Фалько первым.

– Вечером ужинал в чудесном заведении, – сказал он беспечно. – «Бретань» называется, недалеко от пляжа… Очень рекомендую.

– Учту.

Вильяррубия сегодня явно хотелось поговорить. И чем-нибудь порадовать Фалько.

– Замечательная атмосфера здесь, в Танжере… Не верится, что это Африка, а? В Тетуане по сравнению с ним скучно, как на кладбище. А какие тут барышни, слушай…

– Да.

Они прошли в столовую. Рация, как всегда, стояла на столе, и провод антенны, прикрепленной к люстре, пересекал потолок. Вильяррубия повесил пиджак на спинку стула, подсоединил блок питания.

– Я на всякий случай каждый раз снимаю его и храню отдельно… – Он взглянул на Фалько: – Что у нас сегодня?

И окинул взглядом профессионала протянутую ему шифровку. Для него это были всего лишь столбцы букв и цифр, и ему было безразлично, содержат ли они обычную информацию или известие о гибели человека. Другие узнают об этом, когда превратят в слова. Радиста содержание шифровки не касалось.

– Две минуты.

Он снял часы, положил их перед собой. Присел у рации, надел наушники.

– Тридцать секунд.

Годится, подумал Фалько. Дисциплинированный, почтительный, дело свое знает. Соображает, что к чему, что куда и зачем. Интересно, какие же сведения попадают от него в ведомство Лисардо Керальта? Что содержат личные сообщения, которые он, без сомнения, передает? В конце концов, его послали в Танжер не просто обеспечивать связь с НИОС в операции с золотом. Нет – еще и для того, чтоб держал начальство в Саламанке в курсе всего происходящего, и Фалько не питал иллюзий на этот счет. И ни минуты не сомневался, что донесение, которое они сейчас отправят, попадет одновременно в руки и адмирала, и его политического соперника. Таков уж этот грязный шпионский мир, и симпатичный паренек-радист так же опасен, как и любой другой.

– Есть связь, – сказал Вильяррубия. – Поехали.

Ти, ти-ти. Ти, ти, ти, ти, ти… Точка, тире. Точка, точка, тире, точка. Он застучал ключом, а Фалько мысленно следил за тем, как уходят в эфир зашифрованные слова:

Оперативной необходимости вынужден был дать кофе третьему пассажиру. Получен важный материал. Возможна смена караула. Ответ неизбежен. Координирую возможности местных сил.

– Добавить что-нибудь? – спросил радист.

– Нет.

Вильяррубия выстучал точка – тире – три точки. В наступившей тишине оба не сводили глаз с передатчика.

– Не отвечают, – сказал юноша через минуту.

Три точки, тире, точка, тире. Конец связи. Потом снял наушники, взял свои часы и выключил рацию.

Фалько достал зажигалку и сжег листок с шифровкой.