Сфера - Дэйв Эггерс (2014)

— Чистая правда, уровень одобрения деятельности конгресса — одиннадцать процентов! И, как вы знаете, на днях выяснилось, что к весьма неприглядным делишкам причастна некая сенатор.

Толпа загоготала, загикала, захихикала.

Мэй склонилась к Энни:

— Погоди, какая сенатор?

— Уильямсон. Не слыхала? Замели на всяких дикостях. Она под следствием — полдюжины обвинений, куча нарушений этики. У нее на компьютере нашли — сотня странных поисковых запросов, загрузок, местами полная жуть.

Мэй невольно подумала о Фрэнсисе. И снова сосредоточилась на Стентоне.

— Даже если ваша работа — швырять человеческие фекалии на головы престарелым гражданам, — продолжал тот, — уровень одобрения вашего профессионализма все равно будет выше одиннадцати процентов. Что тут можно сделать? Как восстановить народную веру в законно избранных представителей? Я счастлив сообщить, что в нашей стране живет женщина, которую всерьез беспокоит этот вопрос, и она работает над решением. Поприветствуйте Оливию Сантос, представителя Четырнадцатого округа.

Из-за кулис, размахивая руками над головой, вышла коренастая женщина лет пятидесяти, в красном костюме и желтом цветастом шарфе. Судя по редким вежливым хлопкам, немногие в Большом зале были в курсе, кто она такая.

Женщина остановилась подле Стентона, сцепив руки перед собой, а он чопорно ее приобнял и сказал:

— Тем, кому нужно освежить в памяти обществоведение, напоминаю, что член конгресса Сантос представляет наш избирательный округ. Если вы ее не знали — ничего страшного. Теперь знаете. — И он повернулся к Сантос: — Как ваши дела?

— Прекрасно, Том, просто прекрасно. Очень счастлива здесь оказаться.

Стентон, как мог, изобразил теплую улыбку и вновь повернулся к залу:

— Член конгресса Сантос анонсирует нам очень важную перемену в истории правительства. Это будет шаг к абсолютной прозрачности, которой мы добивались с самого рождения представительной демократии. Прошу.

Стентон отступил в глубину сцены и сел на высокий табурет. Теперь сцепив руки за спиной, Сантос приблизилась к рампе и оглядела зал.

— Совершенно верно, Том. Я не хуже вашего понимаю, как необходимо гражданам знать, чем заняты их представители. Это же ваше право, так? Вы вправе знать, как они живут. С кем встречаются. С кем беседуют. На что тратят денежки налогоплательщиков. До сих пор ответственность их была произвольна. Сенаторы и представители, мэры и члены муниципальных советов временами публиковали свой график, давали гражданам доступ того или иного уровня. Но остаются вопросы. Зачем они встречаются с бывшим сенатором, ныне лоббистом? Откуда у такого-то конгрессмена сто пятьдесят тысяч долларов, которые ФБР обнаружило у него в холодильнике? Как сенатор сякой-то умудрялся крутить роман за романом, пока его жена лечилась от рака? Вы, граждане, платите чиновникам, а они тем временем грешат направо и налево, в масштабах не просто плачевных и недопустимых, но излишних.

Кое-кто зааплодировал. Сантос улыбнулась и кивнула.

— Мы все хотели и ждали от наших избранных лидеров прозрачности, но добиться этого в полной мере не удавалось — не было технологии. А теперь она есть. Как доказал Стюарт, легче легкого предоставить всему миру полный доступ к твоей повседневной жизни, чтобы люди видели то, что видишь ты, слышали то, что ты слышишь и говоришь. Спасибо тебе за храбрость, Стюарт.

Теперь все захлопали Стюарту с жаром — кое-кто уже догадывался, к чему клонит Сантос.

— И я намерена вслед за Стюартом ступить на путь просвещения. Я покажу, какой может и должна быть демократия: совершенно открытой, целиком прозрачной. С сегодняшнего дня я буду носить такой же прибор, как у Стюарта. Все мои совещания, каждое мое слово станут известны избирателям и всему миру.

Стентон слез со стула и подошел к Сантос. Оглядел сферическое собрание.

— Давайте поаплодируем члену конгресса Сантос?