Создатель - Денис Калдаев (2021)

– Не надо, папа.

Мальчик зажимает уши и со страхом смотрит на отца.

– Сколько всего заповедей? – строго спрашивает Декарт.

– Т-тринадцать.

– Вот именно! Не сто, не тридцать, не сорок. Всего лишь тринадцать. А ты не можешь их выучить. Другие дети знают их назубок!

– Я выучу, папа, – мальчик вытирает глаза. – Я обещаю.

– Мне стыдно перед Ним. – Декарт, похоже, взвинчивается все сильнее. – Он смотрит на тебя сверху и думает: «Какой идиот».

Он не замечает, как в комнату входит Джулия. В руках она держит коробку цветных матрешек.

– Не кричи на него, – говорит она ледяным голосом.

– Не лезь не в свое дело.

Повисает тишина.

– Арти, малыш, сходи умойся. – Джулия садится на корточки и улыбается сыну.

Мальчик выбегает из комнаты.

Декарт, покраснев от гнева, ходит из угла в угол.

– Сколько уже можно повторять! – говорит он. – Он не может выучить…

– Ты его пугаешь.

Он долго, испытующе на нее смотрит.

– Может быть, – его голос смягчается.

Она опускает глаза и тихо вздыхает.

– Постарайся быть к нему мягче, Декарт.

– Я подумаю над этим.

Удрученная, поникшая, она выходит из комнаты.

Картинка рябит, идет цветными кругами и сменяется другим воспоминанием.

Они поднимаются по гряде. Нагромождение голых, отвесных скал, на вершинах – тонюсенькие зеленые сосны. Тишина. Лишь снизу бьются о камни темные волны да звучит музыка.

– Пошевеливайся, Арти! – говорит Декарт.

Мальчик плачет. Он едва поспевает за отцом.

– Я здесь, папа… Тут так высоко. Мне страшно.

– Прекрати ныть, мы почти пришли. Сейчас будем молиться Маркусу.

– Да, папа.

Уклон становится круче. Дорога вьется серпантином.

– А назови-ка мне седьмую заповедь.

– Там про океан, папа. Что океан – наш родитель…

– Нет, Арти! – кричит Декарт и со злостью пинает мелкие камни.

Мальчик останавливается и ежится, уткнувшись взглядом в землю.

– Ты глуп как пробка. Это ужасно… Господи, дай же ему ума! – Голос Декарта разносится многократным эхо. – Ума… ума… ума…

У мальчика дрожат губы.

– Нет, папочка, не надо.

И будто покачнулись деревья, а воздух пропитался мраком.

Еще несколько шагов по высеченной в базальте дороге.

– Сколько раз можно повторять, что седьмая заповедь – о музыке. «Музыка – язык мой общения с вами. Волны, седые громады, – ранимы». Повтори.

– Музыка – я-я-язык мой…

– Что ты мямлишь? – полный раздражения, говорит Декарт. – Или опять дурака из себя корчишь?

– Не надо, папа…

– Молись Маркусу! – вопит Декарт. – Сейчас же! Смотри на него и проси прощения!

Он угрожающе шагает навстречу сыну.

Мальчик пятится и наступает на шишку. Его нога подворачивается, мальчик падает грудью на тропу и, закричав, катится по склону. Внизу клокочет океан.

– Папа-а-а-а!

Декарт одним прыжком оказывается на месте, где еще секунду назад стоял его сын. Крик Арти, будто струна, обрывается гулким всплеском. Вновь повисает мрачная тишина, лишь ветер злобно посмеивается в кронах.

– Хватит! – заревел Декарт. – Все это ложь!

– Эти воспоминания вырезали, а после вставили эпизоды о выдуманной тобой болезни. Ты хотел, чтобы в твоей памяти остались только любовь и забота о сыне. Забота, которой не было.

– Нет! – рычал он. – Ты не Джулия!

Он вспомнил футляр – небольшую коробочку, в которой обнаружил чьи-то контактные линзы. Где он мог его видеть? Не в спальне ли? Как долго она их носила?

«Она обманывает меня! Она уже давно прошла Слияние. Слэп морочит мне голову. Это скоро кончится, Декарт. Еще немного, и все закончится. Надо лишь потерпеть».

– Арти ненавидел тебя, Декарт, – продолжала она. – И теперь… теперь я не боюсь тебя… теперь я могу смело сказать это.

«Они играют со мной, они хотят меня сломить. Помоги мне, Создатель».