Террор - Дэн Симмонс (2015)

Инук Тикеркат посовещался с остальными охотниками, а потом повернулся к Ирвингу и произвел совершенно недвусмысленные пантомимические действия: поднес руку ко рту, затем потер себе живот.

В первый ужасный момент Ирвинг решил, что собеседник просит пищи – которой у Ирвинга не было, – но, когда он попытался жестами довести до сведения присутствующих данное обстоятельство, эскимос помотал головой и повторил свою пантомиму. Внезапно Ирвинг понял, что они спрашивают, не голоден ли он.

Сдерживая слезы, подступившие к глазам от порыва ветра или от облегчения, Ирвинг повторил жесты и энергично закивал. Инук Тикеркат взял его за плечо и подвел к саням. «Каким там словом они называли сани?» – подумал Ирвинг.

– Камотик? – вслух произнес он, наконец вспомнив.

– И-и! – одобрительно воскликнул мистер Тикеркат.

Отпихнув ногой рычащих псов, он откинул толстую меховую полость, накрывавшую сани. На камотике лежали, аккуратно уложенные рядами, куски мяса и крупные рыбины, мороженые и свежие.

Хозяин демонстрировал Ирвингу различные деликатесы. Показав рукой на рыбу, Тикеркат сказал: «Екалук», – с расстановкой, терпеливым голосом, каким взрослый разговаривает с ребенком. Потом показал на куски тюленьего мяса и сала: «Нат-сук». Потом на куски более темного мяса, покрупнее и сильнее замороженные: «Оо-минг-майт».

Ирвинг кивнул, сконфуженный тем, что рот у него внезапно наполнился слюной. Не понимая, должен ли он просто восхититься запасами провианта или выбрать из них что-нибудь, он неуверенно указал на тюленье мясо.

– И-и! – снова воскликнул мистер Тикеркат.

Он взял длинный шмат мягкого мяса с салом, вытащил из-под короткой парки очень острый костяной нож и отрезал один кусок Ирвингу, другой себе.

Стоявшая рядом старуха жалобно заскулила, а потом выкрикнула: «Каактунга!» Когда никто из мужчин не обратил на нее внимания, она повторила: «Каактунга!»

Мужчина состроил Ирвингу гримасу наподобие такой, какую один мужчина обычно корчит другому, когда женщина что-нибудь требует в их присутствии, и сказал: «Орссунгувок!» Но все же он отрезал полоску тюленьего сала и бросил старухе, точно собаке.

Беззубая карга радостно захихикала и принялась жевать сало.

Все остальные незамедлительно сгрудились вокруг саней, достали ножи и принялись резать мясо и есть.

– Айпалингьякпок, – сказал мистер Тикеркат, со смехом указывая на старуху.

Все прочие охотники, старик и мальчик – все, кроме старшего мужчины в головной повязке и с мешочком на груди, – тоже рассмеялись.

Ирвинг широко улыбнулся, хотя понятия не имел, в чем заключалась шутка.

Старший мужчина в головной повязке указал на Ирвинга и резко сказал:

– Кавак… суингне! Кангунартулиорпок!

Лейтенанту не понадобился переводчик, чтобы понять, что мужчина произнес слова – независимо от их конкретного смысла – отнюдь не похвальные и не одобрительные. Мистер Тикеркат и несколько других охотников просто помотали головой, продолжая есть.

Все эскимосы, включая молодую женщину, пользовались ножом так же, как леди Безмолвная в своем снежном доме более двух месяцев назад: отрезали ломтики мяса и сала, направляя ко рту острое лезвие, едва не задевавшее измазанные жиром губы и язык.

Ирвинг старался действовать таким же манером, но нож у него был не таким острым, и он орудовал им весьма неуклюже. Но он хотя бы не порезал себе нос, как в первый раз, в обществе леди Безмолвной. Эскимосы поглощали пищу в дружелюбном молчании, вежливо порыгивая и изредка попердывая. Мужчины время от времени пили из кожаного меха или бурдюка, но Ирвинг уже достал флягу, которую держал за пазухой, чтобы вода не замерзла.

– Кии-на-оо-вит? – внезапно сказал Инук Тикеркат. Он постучал кулаком себя по груди. – Тикеркат. – Затем молодой человек снова снял рукавицу и показал два из оставшихся на руке пальцев: указательный и средний.

– Ирвинг, – сказал лейтенант, похлопав ладонью себя по груди.