Мерцающие - Тед Косматка (2017)

Замеры береговой линии – нерешаемая картографическая задача. Бухты, выступы, всяческие несообразности. Но меру неровности можно оценить – оценить конкретную степень непостоянства. То же и с моей матерью. Волнистая линия. Понимать ее можно было только приближенно. Звали ее Джиллиан, но это имя всегда казалось не совсем подходящим. Думая о матери, я все больше и больше принимал имя Джулия. Так Джулия и приросла. Об этом своем обозначении она даже не знала.

Мать не расстроилась, когда я не захотел вслед за ней заниматься иммунологией.

– Это замкнутая область, – сказала она однажды, как будто объяснила. И добавила: – Кроме того, физика – тоже естественная наука, верно?

– Ты о чем?

Мне тогда было двенадцать, и я уже ушел с головой в физику и числа. Повернулся спиной к ее безумию.

– Один был Дарвин, другой – Эйнштейн. Но по сути всё это просто религия.

– Это противоположность религии, – ответил я немножко резковато.

Она покачала головой.

– Мотив тот же самый. Потребность понять. – Ее взгляд ничего не выдавал. – Единственный вопрос – насколько тебе необходимо понимать.

* * *

Я взялся за телефон. Насколько мне необходимо понять?

Я набрал номер Забивалы. Два гудка.

– Алло?

– Я получил твою сводку, – сказал я. – Где ты взял список тем?

Телефон помолчал и взорвался словами:

– Боже мой, Эрик, ты здоров? Я слышал, что случилось, я звонил и оставлял сообщения, и я…

– Темы, – нажал я.

– А… – Он завис, сбившись с мысли. – Темы исследований? Ты, значит, получил папку. Их собрал один университетский знакомый. Но ты-то как? Мне рассказали про пожар.

– Это все открытые сведения?

– Да, все открыто, если знаешь, где копать.

– Там не проставлено дат.

– Насчет дат я не уверен. Почему ты спрашиваешь?

Я просмотрел бумаги. Тема, которая меня интересовала, значилась в середине списка.

– На сколько лет назад ты забрался?

– На семь.

– И до сего дня?

– Да, наверное. Не уверен. Слушай, о чем это все?

– В списке есть очень любопытный термин.

– Чем любопытный?

– «Ветвящиеся преобразования». Неважно, что это значит, – это такая математическая функция.

– Не уследил за твоей мыслью.

– Это мой термин, – объяснил я. – Я его ввел – вскоре после колледжа. Не столь уж многие ими занимались.

Телефон помолчал.

– И этот термин в списке тем, предложенных на премию?

– Вот-вот.

– Когда ты над ней работал?

– С прежним моим сотрудником. Еще до Хансена.

– Так это было… – Он сбился.

– Порядочно до того, как мы познакомились с Брайтоном, – подсказал я.

Еще несколько секунд молчания.

– С чего бы они заинтересовались этой работой?

– Хороший вопрос.

* * *

До Эйнштейна был Гастон Жюлиа.

Словарь определяет математическую функцию как разновидность системы. На самом деле функции – это преобразования: они – «если/то» вычислителя.

Я повесил трубку и положил телефон на стол. Тишина в номере была абсолютной. Я подошел к зеркалу.

Когда мать впервые рассказала мне, что такое рибосомы, я сразу узнал принцип. С одной стороны входит нуклеотидная последовательность, с другой выходит цепочка полипептидов – простое и упорядоченное преобразование данных. Математическая функция как она есть.

Под конец Первой мировой французский математик Гастон Жюлиа впервые описал поведение комплексных чисел при множественной итерации функции f. Подставляя любое z в функцию f, получаем результат. Затем применяем функцию f к этому результату и получаем вторичный результат, и так далее и так далее, до бесконечности. Так рибосомы поедают собственный продукт в замкнутом бесконечном цикле.