Мерцающие - Тед Косматка (2017)

– А они не хотят, чтобы люди жили по двести – триста лет. Я нашла способ принудительного питания митохондрий. Смотри, волосы у меня почти каштановые. Два ингредиента: кальций и фолиевая кислота.

– Мама, перестань.

Она не перестанет. Не может остановиться. Никто не в силах перестать быть тем, кто он есть.

– Бо́льшая часть Вселенной отсутствует, – говорит она. – Ученым это известно, затем они и изобрели темную материю, но темная материя – обман. – Я уже вижу, как в ней поднимается гнев, настоящая ярость в светло-карих, ореховых глазах. – Это как вводить летальные гены в решетку Пеннета, чтобы счет сошелся. – Она всплескивает руками. – Частотность генов не укладывается в теорию, и ты изобретаешь летали, чтобы объяснить, почему ответ не сходится. Куда девается наследуемость.

Я через стол дотянулся до ее руки.

– Темная материя – просто способ подогнать уравнение под ответ, – говорит она. – Трюк. Уловка. – Она наклоняется ко мне. – Черная магия.

– Мама, я по тебе соскучился.

* * *

Я проснулся рывком, потому что рвота подступила к горлу. Болела голова. Комната вращалась. Больничная палата. Я увидел врача. Я улыбнулся ему.

Я открыл глаза. Врача не было.

Палаты не было. Просто я всё перепутал.

Качались стетоскопы. Я лежал в машине скорой. Я почувствовал, как она останавливается.

– Я здесь?

Луна только светит на меня и молчит.

* * *

– Я мыла волосы кальцием с фолиевой кислотой.

Она через стол от меня и за миллионы миль. Сестра стоит у нее за спиной, смотрит на нас.

– Кормилицу Тутанхамона звали Майя, – говорит мать. – Это не совпадение. Майя и пирамиды строили. Я прошу тебя взять две чашки Петри и налить в одну эвкалипта, чтобы проверить, убьет ли он бактерии. Должно получиться, Эрик.

Она говорит и говорит, слова омывают меня, как река. Бормотание ручья. Белый шум. Пирамиды. Фолиевая кислота.

– Когда ваш отец вернется, мы снова пойдем под парусом. Отец прокатит нас за мыс.

Я киваю. Я держу ее за руку.

В конце концов я встаю – Мэри тянет меня за локоть.

– Пора ехать, – говорит сестра, но мать не сводит с меня глаз.

– Не забудь про эвкалипт. Когда Западный Нил выйдет из берегов, он может спасти много жизней. Ты меня слышишь, Эрик?

– Мне надо идти, мам.

– Ты меня слышишь?

– Да, я слышу.

– Мне не нравится жить здесь одной, – говорит она, и взгляд ее становится ясным и острым, и это хуже всего. Хуже всего остального. – Я хочу, чтобы он вернулся домой.

* * *

Прогремела дверь. Толчок отозвался у меня в позвоночнике – каталку толкнули через порог.

Надо мной скользили потолочные светильники. Я в белом коридоре.

Надо мной склонился человек с бородой, посветил мне фонариком в глаз. Врач приемного покоя.

– Зрачок сокращается нормально, – сказал он. – Кровотечения нет.

Он ободряюще улыбнулся мне.

– Как дела, сэр? Где-нибудь болит?

– Голова, – сказал я ему.

Коридор вывел к сестринскому посту.

– В шестую палату! – крикнул кто-то.

Кровать развернулась. С одной стороны вдруг оказалась занавеска, с другой стена. Кровать остановилась.

– Приехали, – сообщила сестра. Под потолком был подвешен телемонитор.

– Думаю, у вас сотрясение, – сказал врач.

Я вспомнил Сатвика. Если бы не я, занимался бы он своими схемами. Я вспомнил его дочку и помаду с блестками.

– Сколько вам лет? – спросил врач.

– Тридцать два.

– Дата рождения?

– Девятого января.

– Какой сегодня день?

– Суббота. – Ответы находились легко.

– Так что произошло?

– Не знаю. – Я снова вспомнил Сатвика, его машину на стоянке. – Я правда не знаю.

* * *

Мне поставили капельницу и сделали рентген.