Холоднее войны - Чарльз Камминг (2016)

Амелия, как он знал, пила чай без сахара и без молока. Она заметила, что гораздо приятнее пить чай из кружки, «как в Англии», чем из «этих маленьких стеклянных стаканчиков», как принято в Турции. И снова Рэйчел никак не ответила на слова Амелии. Если ей нужно было что-то сказать, она говорила, если нет – просто молчала. Том подумал, что Рэйчел, должно быть, из тех людей, которые совершенно невозмутимо относятся к «неловкому молчанию»; в такой ситуации они чувствуют себя свободно и непринужденно. И это ее качество ему нравилось.

– Вы знали отца? – спросила Рэйчел, передавая ему чашку. На одной ее стороне была изображена «Венера» Боттичелли. Сладкоголосая сирена, взывающая к нему со скалы.

– Да, – сказал Том. – Мне очень жаль.

– Что вы о нем думали?

Том почувствовал, как Амелия сбоку посмотрела на него, – вопрос застал их обоих врасплох. Интонация Рэйчел и ее прямой взгляд требовали такого же прямого и честного ответа. Банальные и избитые фразы ей были не нужны – это Том уже успел про нее понять.

– Он был хорошим другом. По роду нашей деятельности я виделся с ним довольно редко. Он прекрасно разбирался в культуре. Был очень умен. И проводить время в его компании было всегда приятно.

Что еще он мог добавить? Что Пол Уоллингер, при всей его образованности и блеске, обладал опасным качеством – этаким нехорошим эгоизмом, или, как теперь модно было говорить, нарциссизмом, даже социопатией, которое в конце концов наносило серьезный ущерб любому, кто действительно с ним сближался. Том мог бы сказать Рэйчел, что ее отец на протяжении всей своей жизни соблазнял женщин, исключительно ради собственного удовольствия, и безжалостно отделывался от них, когда они ему надоедали. Что он позволил Амелии влюбиться в себя, заставляя ее рисковать карьерой, но при этом у него не хватило силы воли – или, возможно, смелости – развестись с Джозефин и жениться на ней, несмотря на то что они так хорошо друг другу подходили. Восхищался ли Том ловкостью Пола, который оставался с Джозефин ради разнообразных «приятностей» и льгот, предоставляемых министерством иностранных дел, вроде оплаченной учебы для детей, – и в то же время разъезжал по всему миру, наслаждаясь свободой и всеми преимуществами холостяцкой жизни? Мягко говоря, не особенно. Но в конце концов, это было абсолютно не его дело. Никто и никогда не узнает, что по-настоящему происходит в отношениях супружеской пары. Люди могут договариваться как угодно, устанавливать любые правила, так, чтобы всех все устраивало.

– И еще ваш отец был очень хорошим специалистом в своем деле, – добавил Том, потому что Рэйчел смотрела на него испытующе, как будто хотела услышать больше.

– Могу сказать все то же самое, – улыбнулась Амелия. Она старалась поймать взгляд Рэйчел, но та намеренно избегала зрительного контакта. Том почувствовал, что Амелии хочется поскорее убраться из кухни и найти Джозефин – с Рэйчел ей уже становилось неловко.

– Так, значит, вы тоже шпион?

Вопрос был задан довольно равнодушно и небрежно. Том ухмыльнулся:

– Не знаю. – Он посмотрел на Амелию, которая не отрывала глаз от своей чашки. – Кто я теперь?

Глава Секретной разведывательной службы была избавлена от необходимости придумывать соответствующе остроумный ответ. В кухню вошла Джозефин Уоллингер. Она чуть задержалась в дверях, как будто хотела осознать, что происходит, и Том поразился тому, как она выглядит. Вид у Джозефин был не просто усталый, а пугающий – как будто все, что натворил в жизни Пол – его любовницы, его шпионство, даже сама его смерть, – вдруг собралось вместе, чтобы окончательно ее добить.

– Вы знали, что по-турецки Bosporus означает «горло»?

– Нет, я не знала, – ответила Амелия и встала, протянув к Джозефин руки. Они обнялись.

– Спасибо, что заехали. Я так рада вас видеть, – выговорила Джозефин.