Добрая самаритянка - Джон Маррс (2021)

Мозг мгновенно отреагировал на это, требуя, чтобы я вынырнула и откашлялась, но я боролась с этим инстинктом и оставалась под водой, дергаясь, точно попавшая в сеть рыба. Почувствовала, как сжимаются мышцы гортани и начала отсчет – сколько кислорода осталось в крови. Глаза жгло, но я удерживала их открытыми и смутно различала размытое синее пятно – полотенца, висящие на батарее. Потребовались все силы, но я провела под водой еще немного, пока жжение в груди не стало невыносимым. С кружащейся головой вынырнула и свесила голову за край ванны, отчаянно срыгивая воду и желчь на плиточный пол. Уверена, что оставалась под водой немного дольше, чем в прошлый раз.

Придя в себя, я вылезла из ванны, шагнула к запотевшему зеркалу, протерла его фланелевой тряпочкой и уставилась на отражение. Прошло шесть недель после столкновения со Стивеном и падения с лестницы в его доме. Синяки под глазами, разбитая губа, ободранное ухо и ссадины на щеках зажили куда быстрее, чем мне хотелось. Я небрежно нанесла макияж, чтобы следы того вечера были по-прежнему заметны, и с силой ущипнула себя за места, где еще виднелись синяки, – чтобы те оставались такими же яркими.

Я была готова вернуться к работе героиней.

* * *

Историю о нападении я придумала практически сразу же после того, как сбежала из коттеджа Стивена, и это было отчаянное, поспешное решение – однако чертовски удачное. Оно дало мне алиби и сблизило с мужем.

Сначала я даже не пыталась осмыслить, что ударила ножом человека. Я была в шоке; нужно было вернуться домой, где все было знакомым и безопасным. Руки и голова уже начали чувствовать боль от падения с лестницы, но я пыталась вытеснить ее из сознания, прибавляя скорости. Потом в плечах зародилась холодная дрожь, распространяясь на все конечности, и в конце концов тело стало казаться ледяным. Как я могла оказаться столь глупа, что даже не подумала о подобной ловушке? Стивен так много знал обо мне; бог весть как давно он меня преследовал…

Я не замечала красные сигналы светофоров до тех пор, пока не услышала, как мне гудит другая машина – протяжно, настойчиво. Ударила по тормозам и боком заскользила через перекресток, в то время как другой водитель резко повернул, чтобы объехать меня, и въехал на тротуар. Я не стала ждать реакции окружающих и извиняться, вместо этого только прибавила газу.

Свернув на скорости на боковую дорогу, остановилась перед рядом потрепанных домов с террасами. Сидела, пытаясь выровнять дыхание и твердя себе, что все будет в порядке.

«Но ведь не будет, ты это понимаешь? – спросил мой внутренний голос. – Ты только что ударила человека ножом. А если он умер?.. Значит, ты – убийца».

Меня тревожило не то, что я могу быть в ответе за смерть этого человека. Но если я его убила, в коттедже найдут улики, связывающие меня с ним. Я только-только начала срывать со стен фотографии, когда меня остановило его неожиданное появление. Оставалось еще много…

Неожиданно меня осенило: единственный способ выбраться из этого – предстать жертвой, а не преступницей.

К тому времени как я оставила машину перед офисом «Больше некуда», уже наступила ночь. Потом я бросилась бежать по улице; в голове прояснилось достаточно, чтобы я могла удостовериться, что не попадаю в поле зрения камер наблюдения. Я добежала до Ипподрома – большого парка площадью в 120 акров, где фонарей было катастрофически мало. Найдя особенно темное и уединенное место, проверила время на телефоне и замерла в неподвижности, отсчитывая пять минут. Резкая боль обжигала лицо подобно кислоте, в ушах звенело. Хотелось рухнуть на землю и зарыдать от боли.

– Не сдавайся, – пробормотала я себе под нос и сжала зубы. Когда прошло пять минут, сделала глубокий вдох и побежала обратно на открытое место – по тропинке, ведущей к оживленной дороге, мимо магазинов и столбов с камерами.