Тысяча сияющих солнц - Халед Хоссейни (2008)

Мама как-то сказала в сердцах, что вышла замуж за человека без веры. Она не поняла главного. Ей достаточно было поглядеться в зеркало – и воплощенная вера Баби была бы у нее перед глазами.

Они подкрепились крутыми яйцами, картошкой и хлебом. Тарик привалился к дереву и задремал, скрестив на груди руки. Таксист отправился в деревню купить миндаля. Баби уселся под акацией и раскрыл книгу в мягкой обложке, уже знакомую Лейле. Отец как-то читал ей вслух про старика по имени Сантьяго, которому посчастливилось поймать огромную рыбу, но не удалось отбуксировать ее к берегу – акулы разорвали добычу на кусочки.

Лейла села на берегу ручья и погрузила ноги в холодную воду. Над головой кружили комары, летели нити бабьего лета. Поодаль трещала переливчатыми крыльями стрекоза, вся в фиолетовых и зеленых вспышках, словно крошечный фейерверк. Несколько мальчиков-хазарейцев собирали в заплечные мешки коровьи лепешки. Где-то надрывался осел, натужно тарахтел пускач дизель-генератора.

Слова Баби не шли у Лейлы из головы. Куда-нибудь поближе к морю.

Там, наверху, Лейла не сказала Баби главного – она даже рада, что они никуда не поедут. Ей было бы очень тоскливо без непроницаемо-серьезной Джити, без Хасины с ее острым язычком и незатейливыми шуточками, а самое важное, без Тарика. Что такое краткая разлука, она уже испытала на своей шкуре.

А если расстаться придется навсегда? Может, это и глупо, не брать в расчет всех опасностей и тягот войны, только бы не отдаляться от дорогого тебе человека… Особенно когда война убила твоих братьев. Но тут Лейле вспомнилось, как Тарик бросился на Хадима, подняв над головой протез.

Этого оказалось достаточно, чтобы все сомнения отпали сами собой.

Прошло шесть месяцев.

Настал апрель 1988 года.

Однажды Баби примчался домой с радостной вестью.

– Подписан договор! – закричал он с порога. – Официальный договор в Женеве. Они уходят. Через девять месяцев в Афганистане не будет ни одного советского солдата!

– Но ведь коммунистический режим остается, – возразила мама с кровати. – Наджибулла-то никуда не денется. И война будет продолжаться. До конца еще далеко.

– Наджибулла долго не протянет, – убежденно сказал Баби.

– Они уходят, мама! Насовсем уходят! – Вот и радуйтесь с папочкой вместе.

А мне не будет покоя, пока моджахеды не войдут с победой в Кабул.

И мама натянула на голову одеяло.

7

Январь 1989

Январь 1989 года (через три месяца Лейле исполнится одиннадцать). Пасмурный, холодный день. Народ высыпал на улицы посмотреть на уходящие советские войска. Лейла с родителями и Хасиной стоят в толпе у мечети Вазир-Акбар-Хан, перед ними нескончаемой колонной тянутся танки, бронетранспортеры, грузовики. Падает снег.

Слышны ехидные выкрики, кто-то свистит. Солдаты афганской армии стоят в оцеплении, сдерживают натиск, то и дело гремят предупредительные выстрелы в воздух.

Мама держит над головой фотографию Ахмада и Ноора, ту, где они сидят под грушей боком к камере. У многих в руках портреты погибших – мужей, сыновей и братьев.

Кто-то хлопает Лейлу по плечу.

Это Тарик.

– Откуда ты это раздобыл? – восклицает Хасина.

– Я-то думал, оденусь, как надо, – смеется Тарик. На нем огромная русская меховая шапка с опущенными ушами. – Мне идет?

– Ну и смешной же у тебя вид, – невольно улыбается Лейла.

– Так и было задумано.

– Твои родители приоделись в том же духе?

– Вообще-то они остались дома. Прошлой осенью дядя Тарика из Газни умер – подвело сердце. Не прошло и нескольких недель, как стало плохо с сердцем отцу. Он очень ослабел, стал быстро уставать, легко раздражался, растерял былую веселость. Хорошо хоть Тарик остался прежним.