Тысяча сияющих солнц - Халед Хоссейни (2008)

Они выехали в пять часов утра. Сначала за окном машины мелькали заснеженные горные вершины, их сменили пустыни, чтобы уступить место выжженным солнцем скалам; кучки глинобитных домиков с тростниковыми крышами чередовались с полями, засеянными пшеницей. На горизонте чернели шатры кочевников. Все чаще стали попадаться сгоревшие советские танки и скелеты подбитых вертолетов.

Вот он, Афганистан Ахмада и Ноора, подумала Лейла. Вот где шла настоящая война. Кабул оставался в стороне. Если бы не редкие перестрелки, не советские патрули и не военная техника на улицах, могло показаться, что никакой войны и нет.

Ближе к полудню, миновав два блокпоста, они въехали наконец в долину. Баби указал Лейле на далекие красные стены, от которых веяло древностью:

– Это Шахри-Зохак, Красный Город. Когда-то здесь была крепость. Ее построили девятьсот лет тому назад, чтобы защищать долину от захватчиков. В тринадцатом веке внук Чингисхана вторгся в эти места и был убит. Тогда крепость разрушил сам Чингисхан.

– Вот вам, мои юные друзья, история нашей страны: вторжение за вторжением, – подхватил таксист. – Александр Македонский. Сасаниды. Арабы. Монголы. Теперь Советы. Но мы вроде этих вот стен. Обветшавшие, полуразрушенные – а стоим. Ведь правда, бадар?

– Воистину так, – подтвердил Баби.

Через полчаса машина остановилась.

– Эй, вы, – позвал детей Баби. – Выходите и полюбуйтесь.

Дверь такси хлопнула – участники похода выбрались наружу.

– Вот они, – показал Баби. – Глядите. Тарик изумленно разинул рот. Лейла последовала его примеру.

Ничего столь величественного они в жизни не видели.

И вряд ли еще когда увидим, промелькнуло в голове у Лейлы.

Два колосса – два Будды – оказались куда больше, чем можно было судить по фотографиям. Гигантские скальные изваяния величественно взирали на мир с головокружительной высоты, как и две тысячи лет назад, когда у их подножия тянулись по Шелковому пути караваны. Словно сыр дырками, статуи были изъедены многочисленными пещерами.

– Перед ними я такой маленький, – пробормотал Тарик.

– Поднимемся наверх? – спросил Баби. – А разве на статуи можно забраться? – не поверила Лейла.

Баби с улыбкой подал ей руку: – Идем.

Восхождение по узкой, вырубленной в камне темной лестнице Тарику далось нелегко: одной рукой он опирался на Лейлу, другой – на Баби. Ходы пронизывали скалу во всех мыслимых направлениях, и в конце их был свет.

– Осторожнее ставьте ноги, – голос Баби громким эхом отразился от стен. – На ступеньках легко упасть.

Местами лестница нависала над пропастью. – Не смотрите вниз, дети. Глядите прямо перед собой.

Когда-то Бамиан был средоточием буддизма, пока в девятом веке сюда не пришли арабы, исповедующие ислам, рассказывал Баби. Пробитые в песчанике пещеры служили жилищем для монахов и давали пристанище паломникам. Монахи расписали стены и потолки своих келий прекрасными фресками.

– Одно время здесь жило до пяти тысяч монахов.

Когда они добрались до вершины, Тарик задыхался от изнеможения. Баби тоже тяжело дышал. Но глаза у него горели.

– Мы у них на макушке. – Баби вытер лоб платком. – Здесь есть впадина, откуда можно выглянуть наружу.

Скалистый выступ нависал над долиной. В нем была выемка, с трудом вмещающая троих. Отсюда открывался чудесный вид.

– Вы только посмотрите! – воскликнула Лейла.

Баби молча улыбнулся.

Лоскутки полей, куда ни глянь. (Озимая пшеница, люцерна и картошка, поделился сведениями Баби.) Вдоль полей растут тополя, течет вода в арыках. Фигурки людей сверху такие крошечные! (На склонах растет рис и ячмень, продолжал Баби.) Осень, идет уборка урожая, зерно сушится на крышах саманных домиков. Вдоль главной улицы городка тоже тополя, в их тени расположились лавочки и чайханы. За городком, за полями и ручейками краснеют голые подножия гор, и над всем этим, над просторами Афганистана сияет заснеженный хребет Гиндукуша.