Тысяча сияющих солнц - Халед Хоссейни (2008)

– На прошлой неделе в одном доме в Карте-Се обнаружили три трупа, – проговорил он. – Не слышала? Три сестры. Их изнасиловали и перерезали глотки. Судя по следам, кто-то зубами сорвал у них с пальцев кольца…

– Я не желаю выслушивать такие ужасы. – Я не хотел тебя расстраивать. Только с этой штукой в кармане – оно надежнее.

Сообщать ей слухи он считал своим долгом телохранителя. Именно он рассказал ей, что ополченцы, засевшие в горах, тренируются в меткости, стреляя по живым мишеням – мужчинам, женщинам, детям, им все равно по кому, – и делают при этом ставки. Именно Тарик пересказал Лейле, что ракеты нацеливают на автомобили – только почему-то не на такси, – и все теперь бросились перекрашивать свои машины в желтый цвет.

Тарик растолковал ей, что Кабул поделен на участки с зыбкими, изменчивыми границами. Вот эта дорога, например, вплоть до второй акации по левую сторону принадлежит одному полевому командиру, следующие четыре квартала до самой булочной – другому, а метров через восемьсот хозяин территории опять поменяется. Снайперам – прямо раздолье.

Вот как теперь называют маминых героев. Полевые командиры. А еще тофангдар. Стрелки. Правда, некоторые по-прежнему называли их моджахедами, но как-то брезгливо кривились при этом, словно само слово вызывало отвращение, подобно скверному ругательству.

Тарик вставил обойму обратно в пистолет. – Неужели в тебе это сидит? – изумилась Лейла.

– Что сидит?

– Неужели ты способен запросто применить оружие? Убить кого-то?

Тарик запихал пистолет за пояс.

– Ради тебя я готов убить, – признался он.

Они сцепили руки, потом еще и еще. Тарик погладил ее по ладони. Лейла позволила. И когда он наклонился к ней и припал губами к ее губам, она тоже позволила.

Все мудрые слова мамы про репутацию и птичку-майну показались вдруг Лейле чепухой. Ведь правда – перед смертоубийствами и грабежами, перед всей этой грязью и мерзостью, творящейся вокруг, – какой пустяк сидеть вот так под грушей и целоваться с Тариком. И когда Тарик припал к ней, она откинулась назад и ответила на поцелуй, чувствуя, как колотится сердце, прерывается дыхание и наливается огнем все тело.

В июне 1992 года в Западном Кабуле не прекращались тяжелые бои между силами пуштунов под командованием Сайафа и хазарейцами из группировки «Вахдат». Рушились дома, падали опоры линий электропередач, город остался без света. Шла молва, что ополченцы врываются в дома хазарейцев и расстреливают целые семьи, а хазарейцы в отместку похищают мирных пуштунов, насилуют их дочерей, убивают всех без разбору. Каждый день находили обезображенные трупы: обгоревшие, со следами пыток, с выколотыми глазами, с отрезанными языками.

Баби еще раз попробовал убедить маму уехать из Кабула.

– Все уляжется, – не согласилась мама. – Бои не продлятся долго. Люди сядут и договорятся.

– Фариба, эти люди не знают ничего, кроме войны. Они ходить учились с пистолетом в руке.

– Да как ты смеешь? – закричала мама. – Разве ты участвовал в джихаде? Разве ты пожертвовал ради этого хоть чем-нибудь? Разве ты рисковал жизнью? Если бы не моджахеды, мы так и были на побегушках у Советов, забыл, что ли? А теперь ты предлагаешь мне предать?

– Ну какие из нас предатели!

– Уезжай. Забирай свою дочь и вали. Пришлешь мне открытку. Только мир не за горами, и я уж его дождусь.

На улицах стало до того небезопасно, что Баби решился на немыслимое: забрал Лейлу из школы.