Нулевой километр - Евгения Стасина (2018)

Первый день, он всегда самый сложный. Неважно, что это: новая должность в коллективе, где тебя никто еще не знает и смотрит с опаской; начало учебы после затяжных каникул; танцевальный кружок, где ты веселишь опытных танцоров своими неловкими движениями, или, как в моем случае, столкновение с прошлым, что вовсе не встречает тебя с распростертыми объятиями. Тянулся он долго, и если быть честной, те несколько часов, что я неспокойно дремала в кресле, вовсе нельзя считать его окончанием: тело ломит, на щеке красный след от деревянного подлокотника, на который я все-таки сползла ближе к утру, а в голове бесконечное постукивание. Виски бесперебойно пульсируют, и думать о чем-то, кроме необходимости сбежать подальше из этого дурдома я не могу.

- Перестаньте орать! — гаркнув на родственничков, что не придумали ничего лучше, кроме как шумно делить пульт в начале девятого утра, я отчаянно сдавливаю голову ладонями. Вот бы она треснула: ни боли тебе, ни неизбежной необходимости принимать решения.

Встаю, отряхивая шерсть со штанов, и натягиваю пониже капюшон, словно это поможет мне избавиться от образов детей, мельтешащих перед глазами. Таких не забудешь — даже во сне нет-нет да мелькнет Рыжий, что запустит в тебя яблочным огрызком, или та же Ленка, неодобрительно насупит брови, сетуя на твою глупость. А ведь на самом деле неважный из нее ботаник получился: вечно что-то читает, а на практике совершенно бесполезна — ни отмыть ничего не может, ни чай заварить, при этом не усыпав столешницу мелкими чаинками.

- Мы сегодня к маме поедем? — только вопросы задает виртуозно, и я лишь чудом не проливаю кипяток мимо старенького керамического заварника, который секундой раньше вырвала из ее кривых рук.

- А ты хочешь?

Интересуюсь и отправляю опустевшую упаковку в мусорку, что сегодня радует меня отсутствием вываливающихся на пол очистков, и снимаю с полки чашку. Ленке не предлагаю, не маленькая уже, сама нальет, если приспичит, а вот за продуктами сходить не мешало бы… Если кормить их с ложки я не обязана, то обеспечить провизией этих вечно голодных монстров просто необходимо.

- Не очень, – сестра устраивается напротив и по привычке складывает руки одна на другую, как и подобает прилежной ученице.

- Что значит твое “не очень”? Разве ты не должна биться в истерике и умолять меня отвезти тебя к ней? Я бы в одиннадцать так бы и поступила.

Наверное. Трудно судить, воспоминания так размыты… Устремляюсь взглядом в окно, за которым вовсю уже светит солнце, и делаю первый глоток отвратительнейшего пойла. Своей любовью к дорогим напиткам, будь то кофе, апельсиновый сок или пятизвездочный коньяк, Руслан меня все же изнежил. Теперь низкосортные сорта чая мой организм принимать отказывается.

- Ой, первый раз, что ли? Он ее, знаешь, как гонял? Только Богдана родила и началось: то толстая она, то вечно на жизнь жалуется, то тараканов потравить не может… Мама говорит, это у Жоры от недосыпа: малой орет, а он звереет…

Вот она проза жизни. Влюбляешься, чем-то жертвуешь, проходишь через родовые муки, желая порадовать супруга наследником, а за свои труды удостаиваешься почетной должности его персональной боксерской груши. Что с этой женщиной, в конце концов?! Полтинник не за горами, а она все о душе думает. Тут за жизнь нужно бороться, а не поцелуи украдкой срывать с губ на время притихшего мужа.

- Что и вас бил? — кусаю печенюшку, что заботливая Лена достала из хлебницы, и тут же сплевываю обратно. Как я выживу, если завтра Руслан решит со мной порвать? Без дорогих кондитерских и коллекционных вин? Я после этой поездки готова сама его на руках носить, лишь бы никаких отсыревших галетов, и мелколистовой бурды на дне почерневшей чашки.

- Меня ни разу. Я ему сразу сказала, что в школе социальному педагогу пожалуюсь. А вот Рыжего, да Айгуль с Артуром пару раз колотил.