Танго втроем - Мария Нуровская (2012)

После этого поднялась с постели и начала натягивать на себя одежду. Он молча смотрел, как я одеваюсь. Выйдя в прихожую проводить меня, сказал:

– Если сейчас ты вот так уйдешь, я больше никогда не впущу тебя.

Я усмехнулась:

– И зачем ты это говоришь? Мы оба знаем, что ты не переставал меня любить… и будешь впускать всякий раз, как только я постучусь к тебе…

Он ударил меня по лицу. Несмотря на это, прежде чем уйти, я закончила:

– И я не переставала любить тебя… до конца…

Я бегом сбежала вниз по лестнице – очень спешила. Можно сказать, неслась навстречу своей новой роли, которую, я была в этом уверена, смогу теперь сыграть. Эта роль уже поджидала меня. Сценарий лежал в моей однокомнатной квартирке на прикроватном столике, рядом с незаправленной постелью – в такой спешке я отсюда недавно бежала. В этот момент я снова убегала, только на этот раз, чтобы вернуться. Две мои жизни шли параллельными путями, были как два электрода, обозначенных «плюсом» и «минусом». Только вот на котором из них был «минус»? Пока я ехала домой, во мне крепла уверенность, что отрицательный знак находился на стороне Дарека. Когда же взяла в руки текст и не смогла прочесть ни одного предложения голосом Маргариты, подумала, что день, в который я познакомилась с Зигмундом, и день встречи с его женой – это черные дни моей жизни. Но с другой стороны, моя встреча с Зигмундом произошла в тот день, когда я впервые переступила порог театральной школы. Так может, я просто выбрала не ту профессию? Или Дарек все-таки прав: слишком рано я вышла на театральные подмостки и теперь была как тот новичок, которому велели спроектировать мост, а он этого еще не проходил. Ничего удивительного, что мост начал рушиться…

Пронзительно зазвонил телефон, который появился у нас всего несколько дней назад: по настоянию Зигмунда хозяева квартиры, которую мы снимали, наконец добились его установки. Я не была к этому готова, просто не хотела вести телефонные разговоры, независимо от того, кто был на другом конце провода. Звонивший конечно же был последним человеком, с которым мне хотелось бы поговорить: режиссер «Мастера и Маргариты».

– Пани Оля, – услышала я в трубке, – надеюсь, вы уже выздоровели? С понедельника мы начинаем репетиции.

«А разве я уже дала согласие? – судорожно соображала я. – Скорее всего, да, раз он так говорит».

– В общем-то, еще не совсем, – ответила я осторожно.

– Понимаю, но до понедельника ведь есть еще несколько дней.

– И это радует, – сказала я.

Хорошо бы за эти несколько дней удалось наконец выйти из замкнутого круга предыдущей роли – Арманды. А что, если озадачить этим Зигмунда? Он же мой преподаватель и должен был подготовить меня к тому, что такие вещи случаются в театре, научить, как выходить из такого положения. Кстати, сам-то он умеет это делать? Вовремя ли переключает рычаг скорости на «нейтралку»? А тут еще эта идея снять фильм о Лонцком… Садится ко мне на постель и начинает читать отрывки из сценария, который только что закончил писать. Слушаю я или не слушаю, ему, кажется, неважно, он читает вслух страницу за страницей, больше для себя, чем для меня…

Ночь. Ночь в театре. На сцене Актер повторяет текст, сам себя поправляет, оживленно жестикулируя, будто ведет диалог с тенью. Вспыхивает яркий свет рампы. Актер щурится, вид у него явно испуганный… Одет он небрежно, в черный свитер под горло, на который неряшливо, сосульками, свисают пряди давно немытых, сильно поредевших волос; на щеках – трехдневная щетина.

Голос из мегафона. Кто вы? Кем вы себя ощущаете? Будучи членом Центрального комитета партии, вы чувствовали себя коммунистом или это была игра? А если игра, с кем вы играли и у кого хотели выиграть?

Кто-то невидимый громко смеется, Актер начинает нервно озираться в поисках источника смеха, на его лице отражается паника…