Любовники - Кэтлин Уинзор (1997)

Витиеватые металлические ворота тоже заросли бугенвиллеей, цветы которой, хрустящие и прозрачные, словно бабочки, наверное, не увядали круглый год. Эрик пристальнее вгляделся в эти экзотические заросли, и чем дольше смотрел, тем больше видел всевозможных ярких цветов: красных, желтых, пурпурных. То и дело раздавался пронзительный вопль попугаев. Эрик ускорил шаг, двинулся дальше и спустя некоторое время еще раз свернул направо.

Через час он снова прошел мимо того же дома, возвращаясь назад. Но на этот раз чувствовал себя посмелее, двигался намного медленнее и вот, дойдя до ворот, остановился и внимательно огляделся, нет ли кого-нибудь на дороге, и, подойдя к воротам вплотную, прильнул к ним.

Неожиданно раздался веселый звонкий смех, и Эрик вздрогнул, словно кто-то исподтишка ударил его. При этом он попытался определить, где и кто смеялся, и, посмотрев вверх, увидел ее, сидящую на стене всего в нескольких футах от него. Она не переставала хохотать.

— Вы кого-то разыскиваете, доктор?

Он невольно отпрянул и тут же почувствовал, как лицо его залилось краской. Она сидела прямо напротив него, сцепив изящные руки на коленях и чуть наклонив голову в сторону. Эрик снова до глубины души поразился ее чистой, ясной и хрупкой красоте. На ней было белое хлопчатобумажное платье с кружевными оборками на юбке, поверх волос наброшен длинный мексиканский шарф. Она была босиком.

— Я тут… — начал он, но не смог ничего придумать и замолчал, испытывая чрезвычайное смущение.

— Далеко же вы забрели, — заметила она, одарив Эрика ласковой улыбкой, словно сожалея, что смутила его. — Вы здесь проходили больше часа назад.

Он так и стоял под ней.

— Да, я искал вас, — проговорил он с еще большим смущением и одновременно с озадаченностью. — А откуда вам известно, что я врач?

— Об этом вчера мне сказала хозяйка гостиницы. Она мне все о вас рассказала. — Девушка по-прежнему улыбалась. — Не угодно ли вам зайти?

— А можно? — нерешительно спросил он. — Не сочтете ли вы это за дерзость?

Она вновь звонко рассмеялась, быстро повернулась и исчезла со стены. Спустя секунду отперла ворота, и он вошел в сад.

— Вот… — произнес Эрик, глядя на нее.

Потом, чтобы не смотреть все время на девушку, он начал осматривать усадьбу. Дом располагался на некотором расстоянии от ворот и был почти закрыт огромной джакарандой — палисандровым деревом — в пышном пурпурном цветении. В центре находился патио, вымощенный булыжником, а вокруг — желтофиоли. Вероятно, когда-то они росли в некоем порядке, но сейчас превратились в беспорядочное буйное переплетение, в пышное изобилие дикой зелени, полыхающее ярким разноцветьем. На одной из веток сидел крупный попугай, чей пронзительный крик Эрик слышал раньше, и что-то скрипуче ворчал, словно простуженный пьяница. На ветке пониже вертелась маленькая обезьянка, разглядывавшая Эрика любопытными черными блестящими глазами. На шее обезьянки был ошейник, к нему привязана двадцатифутовая веревка, и когда она перепрыгивала с ветки на ветку, то утаскивала веревку с собой, управляясь с ней не менее искусно, чем женщина с вечерним платьем. В патио стояли три плетеных стула и столик со стеклянной столешницей, на котором рядом со стопкой книг возвышалась корзиночка с каким-то рукоделием. Чуть поодаль стояли два просторных удобных шезлонга.

— Да тут у вас маленький рай, — произнес Эрик, словно только что попал в какой-то фантастический мир тепла, комфорта и беспрерывного ожидания чего-то приятного. — Все это принадлежит вашей матери?

— Нет. Просто у папы есть друзья в Гватемале, и мы останавливаемся у них, когда они уезжают. Мой папа, знаете ли, умер… — Она проговорила это так, словно Эрик и в самом деле должен был знать о таком печальном событии, приняв как должное то, о чем сообщила ему сеньорита Монтеро еще вчера.

Он посмотрел вниз и увидел крохотную ящерку, которая молнией пробежала между ними и мгновенно исчезла в кустах.