Рассвет на закате - Марджори Иток (1995)

— Вы прекрасный человек, как сказал Бен.

Бонфорд поднял со стула свое массивное тело, поморщился, словно движение причиняло боль, и направился к кофейнику. Указав на него, он спросил:

— Налить?

Когда Элинор кивнула, он наполнил две чашки и поставил их на стол. Пауза дала ей возможность поразмыслить, по крайней мере, над его словами о Марвине Коулсе и Тони.

Должна ли она верить Бонфорду? Действительно ли у Марвина нет шанса получить магазин? Это принесло ей громадное облегчение. И теперь, как насчет Тони?

Племянник сам ответил на этот вопрос, предельно осторожно опускаясь на бентвудовский стул и протягивая ей горячий кофе:

— О’кей. Значит, оба парня — Коулс и Мондейн — вне игры. Вот видите, что происходит, когда вы нормально со мной разговариваете?

Он широко улыбался, и она ощущала такое облегчение, что прямо на месте готова была расцеловать его.

Тем не менее все, что она сделала, — это закрыла глаза и тряхнула головой, как щенок, которого неожиданно освободили от слишком короткого поводка. И почти неслышно произнесла:

— Спасибо. Спасибо вам!

— Не благодарите меня. Благодарите Бена и себя за то, что вы сказали. Я в антиквариате разбираюсь очень плохо, вы знаете.

— Я знаю, — признала она с готовностью, — и мы… мы были так растеряны.

— Но теперь, надеюсь, вы в порядке?

— О да. Можете не сомневаться.

— Вот что я сделаю, — начал Бентон Бонфорд, наливая молоко в кофе и кладя чуть ли не полсахарницы в свою чашку, — я поеду к Мэтту… Логану, правильно? — и все улажу. Пусть все остается, как было. Пока. Потом я вернусь, и мы примем окончательное решение. — Теперь он пил кофе, но смотрел прямо на нее сквозь пар, поднимающийся от чашки. — Вы можете остаться? По крайней мере, на это время?

— О да! — Затем внезапно подумав, что ответила слишком поспешно, Элинор добавила: — Я… я могу уладить это.

— Хорошо. Теперь можете ли вы уладить кое-что еще?

— Что?

Испуг, который вновь появился на ее лице, был виден так же ясно, как и солнечный свет, который падал на нее из окна и превращал ее серебристые волосы в светящуюся копну.

— Когда будет этот аукцион? — сказал Бентон.

— Сегодня.

— Вы поедете?

— Да. Там выставлены некоторые вещи, которые хотела купить Джулия.

— А можно сделать так, чтобы я тоже поехал?

Всего-то?

Остатки внезапного страха перед Бентоном, словно дождем, смыло.

— Конечно. По правде говоря, поскольку я могу купить тяжеленный сундук, мне может понадобиться помощь. А если мы заберем его сегодня, то Бену не придется ехать за ним завтра. Фургон пуст?

Бентон сморщился и сказал весьма застенчиво:

— Будь я проклят, если помню. Но это займет минут пять. Слушайте, почему бы мне не переодеть рубашку? Я надел на себя то, что попалось под руку, когда услышал, что вы спускаетесь вниз. Я не хочу вас подводить. — Он встал слегка неуклюже, сморщился, потер лоб и сказал: — Ого. Старикам вроде меня грешить вредно для здоровья. И как это мне удавалось целую ночь веселиться, а потом целый день работать в поле десять лет назад? И ведь не так уж давно это было, прости Господи. Ладно, я скоро вернусь. А вы пока выпейте побольше апельсинового сока — улучшает цвет лица.

Она видела через дверной проем, как он поднимается по лестнице, правда, не столь изящно, как горный козел.

Элинор была довольна, что Бентон ушел, по крайней мере, на несколько минут, оставив ее одну. Ей надо было привести мысли в порядок. Он сказал, что откажет Марвину и Тони. А еще он сказал, что все будет идти своим чередом, пока он не вернется, закончив свои дела. А она согласилась остаться. В эти драгоценные дни ей предоставится возможность работать. А Мэтт будет помогать ей. Она знала, что он поможет.