Наездницы - Энтон Дисклофани (2013)

Мы продали дом. Как ни удивительно, на него нашелся покупатель. Я думала, что желающих не будет, но твой отец оказался прав: люди с деньгами еще не перевелись. К счастью, мы входим в их число. Сейчас я собираю все наши вещи. Мы переезжаем в Орландо, где будет работать твой отец. Возможно, со временем мы переедем еще дальше на юг, в Майами. Все это так неопределенно. Нам необходимо увезти отсюда Сэма. Мы должны начать жизнь заново – так, как ты начала ее в Йонахлосси.

С любовью,

мама

Дочитав письмо, я тут же разорвала его на мелкие кусочки. Меня не удивило то, что кто-то захотел купить наш дом. Он был прекрасен. Он был идеален. Меня шокировало то, что родители на это пошли. Что у нас его больше нет. У меня не укладывалось в голове, что мама согласилась его покинуть.

Рвя письмо, я знала, что поступаю очень глупо. Все равно никто, кроме меня, этого не видел. Я думала о том, что завтра мне придется, ползая на четвереньках, достать из-под кровати обрывки, которые, конечно же, туда залетели. Другие девочки могли поинтересоваться, что это я делаю, и мне пришлось бы измышлять очередную ложь, чтобы выгородить свою семью.

Моя следующая мысль была о Саси. Я знала, что моего пони продадут, поскольку я его уже переросла, но я старалась об этом не думать. Будем ли мы жить в Орландо на ферме? Или в таком месте, где из окон будет виден дом соседа или обоих соседей? Кому продадут Саси – мальчику или девочке? Пойдет ли Сэм в Орландо в школу? И неужели она считает меня полной дурой? Ведь я прекрасно понимала, что меня отправили в Йонахлосси не для того, чтобы я начинала тут новую жизнь, а только потому, что это был способ от меня избавиться.

Если бы мне кто-то рассказал об этом год назад, я бы ему не поверила. Чтобы отец бросил своих пациентов? Чтобы мама отказалась от своего дома? Но сейчас я в это верила. И я знала, что самое худшее из того, что могу сделать, – это молчать. Ей будет больнее всего, если я не отвечу на ее письмо.

Я боялась, что он больше не придет. Но он пришел. Уже на следующий день. Как и накануне, он отправил Декку наверх, за что я ему была очень благодарна. Но в то же время меня это пугало.

– С Деккой все в порядке?

Я кивнула. Он огляделся в поисках своего напитка. Один бокал он уже прикончил. Я ожидала, что его голос начнет срываться, а жесты станут менее точными. Алкоголь превращал мистера Холмса в мальчишку.

Присматриваясь к нему, я заметила, что сустав его мизинца распух и как будто чем-то растерт, а чуть повыше запястья кожа у него более сухая. В своих грезах я этого не видела. Точно так же было с Джорджи. Я мечтала о наслаждении, которое буду испытывать, ощущая его прикосновения. Но когда он это делал, я обращала внимание на самые неожиданные детали – на то, какой костлявый у него локоть, на то, что от него пахнет прелым сеном.

– Ты слышала о семье Леоны? – спросил он.

Я удивилась. Он никогда не говорил со мной о других девочках. Это было не по правилам.

– Да, – ответила я, – все слышали.

– Неужели? – Он улыбнулся и начал теребить запонку. С виду это были старинные запонки. Наверное, достались ему от отца или деда. – И что же все слышали?

Его тон меня смутил.

– Это не мое дело, – сказала я.

Я не хотела, чтобы он считал меня излишне любопытной.

– Разве это соображение когда-нибудь кого-нибудь останавливало? В таком месте, как это, совершенно неестественно не интересоваться делами других людей.

Все это происходило так быстро! Милый и добрый мистер Холмс менялся на глазах, превращаясь в совершенно ужасного типа.

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

– О, разумеется, ты все понимаешь. Ты только и делаешь, что за всеми наблюдаешь, разве не так? Ты наблюдаешь за этими глупышками. Они рассказывают тебе о своих горестях, и ты их слушаешь, но ничего не рассказываешь о себе.

– Я бы не сказала, что они так уж часто мне что-то рассказывают.