Наездницы - Энтон Дисклофани (2013)

– Надо много чего сделать. А потом, сразу после турнира, будет Весенний бал.

– Ты ничего об этом не слышала? – спросила Хенни. – Все соревнуются и все смотрят. Это так чудесно! А воспитательницы пьют шампанское вместе со взрослыми и наблюдают за заездами.

– Это и в самом деле чудесно! – подтвердила Молли. – Вместо ланча устраивают пикник, а потом все наряжаются и готовятся к танцам.

В столовой образовался водоворот девочек, пытающихся разыскать свою группу. Я увидела Леону, рассекающую комнату по абсолютно прямой линии. Девочки расступались в стороны, издали заметив ее приближение, как будто она была молотилкой, а они пшеницей. Ее семейные проблемы заставили нас еще больше с ней считаться. Я вспомнила фотографию Леоны на стене возле кабинета мистера Холмса. Большинство людей на фотографиях не были похожи на себя: камера делала их слишком мрачными и до неузнаваемости чопорными. Сэм часто повторял, что люди смотрят в объектив с таким видом, как будто им показывают нечто ужасное. Но Леона во плоти нисколько не отличалась от своих изображений. Она прошла мимо, как будто не замечая меня, и я зашагала следом.

Мы нашли свободный стол и расположились за ним. Наша продвинутая группа должна была разрабатывать маршрут для девочек из группы среднего уровня. Гейтс начала набрасывать тройную систему, и мы склонились над схемой, следя за движениями ее белой руки, летающей над большим листом бумаги. Джетти всматривалась в рисунок и что-то одобрительно шептала.

Мистер Альбрехт сидел рядом с мистером Холмсом за главным столом. Я радовалась этому, потому что могла разглядывать мистера Холмса, отмечая каждую деталь: накрахмаленный воротничок, часы, коротко подстриженные волосы. Дело в том, что их стол стоял под таким углом, что сам он меня не видел.

Мистер Альбрехт что-то рисовал в воздухе. Мистер Холмс кивал, опершись локтями на стол, но это было нормально: со стола уже убрали всю посуду, да и мужчинам было позволительно иногда так поступать. Затем мистер Альбрехт скрестил руки на груди, слушая мистера Холмса. Потом они замолчали, наверняка потому, что мистер Альбрехт не относился к числу людей, которые умели говорить ни о чем. У их стульев были подлокотники, которых наши стулья были лишены, поскольку мы были девочками, а не директорами и даже не мужчинами. Я наблюдала за их бесстрастными, как маски, лицами. Они не смотрели ни на кого и ни на что в отдельности, а просто сидели, устремив взгляды в пространство, в котором мельтешили воспитанницы Йонахлосси.

Тогда мне даже не приходило в голову, как нелегко приходилось взрослым мужчинам в окружении сотен девочек, настолько для них недоступных, что мы смело позволяли себе флиртовать с ними. Мы могли игриво взять мистера Альбрехта под руку в амуничнике, задержать свои пальцы в его ладони, когда он помогал нам спешиваться. А вот он ничего такого не мог себе позволить. Никто из нас не воспринимал мистера Альбрехта как мужчину, видимо, потому что он не был ни молод, ни богат, ни красив. Но мы с ним флиртовали просто потому, что он был там же, где мы. Скорее всего, он трогал себя по ночам, когда мы лежали в постелях в своих домиках, а он у себя дома, в городе. Думаю, он, занимаясь этим, представлял, как белые волосы Леоны падают на ее обнаженную спину, вспоминал обтянутые тонкой белой блузкой пышные груди Эвы. Он мысленно накрывал ладонью сначала одну грудь, потом вторую, она хотела расстегнуть свою блузку, но он ей не позволял, наслаждаясь тем, как твердеют ее соски под хлопчатобумажной тканью. Она не надела свое плотное белье, и между его ладонью и ее грудью не было ничего, кроме тонкого хлопка.

– Теа! – оторвала меня от моих фантазий Леона.

– Да, – уверенно произнесла я, хотя понятия не имела, чего они от меня хотят.

– Ты не возражаешь против тройной системы?

Я хотела было пожать плечами, но вместо этого кивнула. На прошлой неделе у меня были проблемы с тройной системой.

– Нет, – ответила я, поражаясь ее спокойствию.