Наездницы - Энтон Дисклофани (2013)

А я и не переживала. Теперь моя голова была занята совсем другим. Саси насторожил уши, с любопытством глядя на нас. А потом Джорджи начал целовать меня в шею, потом лизать ее. В ушах у меня стоял оглушительный рев, а он мял мои груди своими толстыми пальцами. Рев постепенно стих, превратившись в отдаленное жужжание. Джорджи запустил пальцы мне в волосы, как бы нежно их расчесывая. Я подумала о маме, которая была единственным человеком, который это делал до него.

– Ты, несомненно… – произнес он и замолчал, расстегивая верхнюю пуговицу моей ночной сорочки и запуская руку за ее ворот, – …очень красивая, – закончил он.

Когда мы подошли к пустому стойлу, он отодвинул задвижку и втолкнул меня внутрь. На твердом земляном полу уже лежало одеяло, которое Джорджи взял в доме. Это было хорошее одеяло из маминых запасов.

Я указала на одеяло.

– Не забудь его забрать. Мама заметит.

Он покачал головой и задвинул задвижку, издавшую знакомый металлический скрежет. Он обернулся ко мне. Эрекция вздыбила его брюки, и это напоминало какой-то нарост или опухоль. Он затолкал меня в угол и прижался ко мне пахом. На нем были плотные шерстяные брюки – зимние брюки. Моя ночная сорочка была сшита из тонкого хлопка. Я чувствовала все очень остро, а его ощущения были притуплены. Закрыв глаза, я со второй попытки расстегнула брюки Джорджи. Сунув руку внутрь, я снова изумилась тому, какой мягкий и нежный на ощупь его пенис.

Там, где должен был находиться мой мозг, мелькали яркие вспышки. Мы лежали на одеяле. Джорджи лежал на мне, и моя сорочка была вздернута до пояса. Пенис Джорджи касался меня. Он был скользким, так как я была мокрой, а Джорджи раздвинул мои ноги и прижал пенис к скользким складкам. Затем он стал очень большим, и я ощутила, как у меня между ног зарождается боль. Я не хотела, чтобы это произошло. Не сейчас. Не так. Поэтому я одним ловким движением перевернула Джорджи на спину. Он удивился. Я и сама удивилась, но тут же обвила ногами его бедро и начала очень быстро двигаться, одновременно обхватив его пенис пальцами и быстро двигая рукой. Я стремилась двигать рукой и бедрами в одном ритме, но у меня это не совсем получалось. Я делала одновременно два дела, и ни одно из них не получалось так, как надо. Поэтому я задвигалась еще быстрее, и острое томление у меня между ног немного стихло, прежде чем внутри что-то взорвалось, и на секунду я выпустила пенис Джорджи. В глазах у меня немного прояснилось, и я увидела, что Джорджи смотрит на меня, закинув руки за голову, как будто любуясь небом в ясный солнечный день. Я улыбнулась ему. Я начала с того же места, на котором закончила.

Я помню, что впервые в жизни почувствовала себя взрослой.

Все утро я играла в гольф с Джорджи и Сэмом, а когда перед ланчем вошла в дом, то сразу увидела маму, которая все утро провела наверху. Дядя Джордж и отец куда-то уехали, а тетю Кэрри в этот приезд почти не было видно.

Мама улыбнулась мне и вернулась к газете. Очки, с помощью которых она читала напечатанное мелким шрифтом, сползли на самый кончик носа. Я взяла с блюда, которое оставила на столе Иделла, три бутерброда.

– Ты не собираешься сегодня ездить верхом?

– Мы играем в гольф. – Я не хотела говорить ей, что у меня началась менструация. Это было мое личное дело. – Мы еще только учимся играть, – добавила я.

Она сунула руку под стол. Я не понимала, что она делает, пока не заметила, что через ее руку теперь переброшено одеяло.

– Это было на улице, – произнесла она, пальцем поднимая очки на переносицу.

Она ненавидела очки, но отец сказал, что если она не будет ими пользоваться, то окончательно испортит себе зрение.

– Да?

– В конюшне. Может, Сэм и Джорджи брали его, когда ходили на свою охоту? Это не ты его туда положила? Сэм должен знать, что хорошие одеяла брать нельзя. Этим одеялом когда-то застилали сиденье в экипаже. Оно старше вас с Сэмом, вместе взятых.