Наездницы - Энтон Дисклофани (2013)

Мы выработали свой собственный язык, вернее, девочки освоили мой язык. Пока никто из них не упал, не возникло ни одной опасной ситуации. Учась ездить, я только и делала, что падала, но, к счастью, самыми серьезными травмами были растяжения лодыжек. Но я падала, потому что была сорвиголовой, а за мной никто не следил. Девочки Холмс все время были под присмотром.

– Молодцы, девчонки! – сказал дочерям мистер Холмс.

Декка и Сарабет от похвалы просияли, а Рэчел втиснулась между Деккой и отцом и взяла его за руку.

Декку это возмутило, но мистер Холмс протянул ей вторую руку.

– У меня две руки, – напомнил дочери мистер Холмс, а я подумала о том, что мы с Сэмом были совсем другими, – эти девочки постоянно соперничали друг с другом и беспрестанно, во всяком случае в моем присутствии, старались привлечь к себе внимание отца или идти хоть немного впереди сестер.

Позже девочки стояли в широком коридоре конюшни, возле привязанных к развязкам Лютера и Брайта, и скребли их шкуры, удаляя следы седел. Я стояла в амуничнике, откуда могла наблюдать за ними, и чистила уздечки, стирая с них пот и обрывки травы.

– Девочки всегда это делают? – спросил мистер Холмс.

Я вздрогнула.

– Что вы сказали?

– Прошу прощения. Я вошел без стука. – Он подошел ближе, наблюдая за моей работой. – Девочки всегда этим занимаются?

– Они умеют это делать, и Сарабет отлично справляется с этим, но Рэчел и Декка еще слишком маленькие.

– Настолько маленькие, что не могут почистить лошадь?

– Им не хватает сноровки.

Мистер Холмс кивнул и снова перевел взгляд на уздечку у меня в руках. От него исходил какой-то густой маслянистый запах. Я была большим специалистом по чистке уздечек. Пряжки на моих уздечках блестели, как и налобные ремни. Он издал какой-то звук – вздох? – и опустился на крышку сундука. Я втирала специальную мазь в поводья и ожидала, что он скажет что-то еще. Но ни один из нас больше так и не заговорил. Я видела его боковым зрением, и мне казалось, что он внимательно меня разглядывает. Наше молчание мне даже начало нравиться. Оно было дружеским и непринужденным, но в то же время мы остро осознавали присутствие друг друга.

Мама научила меня заботиться об упряжи, и я знала, как сделать жесткую кожу мягкой, умела продлевать жизнь всего необходимого для верховой езды снаряжения. Я всегда хорошо заботилась о своей упряжи и гордилась этим умением. Это радовало маму, потому что делало меня похожей на нее: мы обе ценили порядок.

Девочки входили и выходили из конюшни. Вошла Леона с переброшенным через руку потником, пропитанным потом Кинга, и, увидев меня, наклонила голову. После нашей ночной скачки она немного потеплела: чаще встречалась со мной взглядом в Замке и едва заметно кивала, проходя мимо меня. Однажды, проходя мимо меня в купальне, она даже пробормотала, что ночная скачка пошла Кингу на пользу. Когда мы закончили ухаживать за лошадьми, мистер Холмс проводил нас до Площади.

– Я уверен, что мы все скоро увидимся снова, – прощаясь, произнес он, и девочки нестройным хором поблагодарили меня за урок.

Начал накрапывать дождь.

Я помахала им рукой.

– Это такая замечательная возможность, – произнес у меня за спиной мистер Холмс, когда я хотела уйти, – для моих девочек. Благодаря тебе они учатся обращаться с лошадьми.

– Не стоит благодарности, – отозвалась я и вспомнила свой первый день в Йонахлосси, отца рядом с собой и незнакомого мужчину – мистера Холмса.