Наездницы - Энтон Дисклофани (2013)

В прошлый раз, когда со мной произошло нечто ужасное, я тоже попыталась оправдаться, тоже громко и совершенно напрасно. Но теперь я была умнее. Во всяком случае, я не вела себя как полная дура. Я укрылась в доме Августы и притворилась спящей, не желая общаться даже с Сисси, которая раз или два подходила ко мне, ожидая, что я обернусь. Наконец она ушла, как и все остальные, обедать. Жизнь продолжалась. Она всегда продолжается. Декка могла быть при смерти, но в Йонахлосси все равно трижды в день кормили его воспитанниц. Когда дома я видела, как мама каждое утро заправляет мою кровать, а отец после завтрака уезжает к своим пациентам, мне это казалось ужасно жестоким.

Я никак не могла отогнать мысли о кузене, хотя обычно мне это удавалось, и моя жизнь в Йонахлосси не имела ничего общего ни с Джорджи, ни с Сэмом, ни вообще с кем-либо из моих родственников. Я видела Джорджи, когда открывала глаза и когда их закрывала. Но он был не таким, каким я его видела в последний раз, а таким, каким он был в свои лучшие времена. Мама была бы разочарована. Я поняла, что главное достоинство Йонахлосси заключается в том, что все здесь кардинально отличается от того, что окружало меня дома. А теперь эти два мира каким-то зловещим образом сливались в один. Но почему? Что их объединяло? Я, Теа Атвелл, девушка, порочная в полном смысле этого слова.

«Теа, – снова и снова слышала я голос Сэма. – Теа, Теа, Теа!»

Я села на кровати и впилась ногтями в свой лоб. Мне хотелось, проткнув кожу и череп, вонзить их в свой мозг и вырвать все воспоминания о Джорджи и о том дне. Ну а как же моя душа? Я знала от папы, что, хотя наши воспоминания хранятся в мозгу, причиной существования воспоминаний является душа. Но у меня не было ни единого шанса добраться до души. Боль от ногтей, пусть и совсем незначительная, помогала отвлечься и приносила облегчение.

Я все еще лежала в постели, когда Мэри Эбботт принесла мне с обеда булочку. Она опустилась на колени возле моей кровати и развернула свой вышитый платок, в который она завернула булочку.

– Возьми, – прошептала она.

Вошли другие девчонки: Эва, Гейтс, а затем Сисси, которая остановилась, высоко вскинув брови, за спиной Мэри Эбботт.

– Спасибо.

Булочка была холодной и липкой. Когда эти булочки были теплыми, они таяли во рту. Остыв, они становились невкусными.

– Не за что.

Мэри Эбботт продолжала сидеть возле меня. Она наматывала на палец прядь своих волос и отводила глаза в сторону. У нее на лбу виднелась красная полоска, натертая шерстяной шапочкой. Внезапно вид этой странной девочки привел меня в ярость.

– Тебе что-то нужно?

Она, совершенно не удивившись, посмотрела на меня.

– Ты будешь есть булку?

Я покачала головой.

– Ну и ладно, – прошептала Мэри Эбботт.

Остальные девочки готовились ко сну. Я смотрела на сливочного цвета плечи Эвы, на ее усеянную темными родинками спину, на тонкие пышные волосы Сисси, которые она только что закончила расчесывать, на изящный золотой браслет на ее запястье, означавший, что Бун придет и сегодня, второй вечер подряд. Мне казалось, что должно произойти что-то ужасное. Это витало в воздухе.

– Мистер Холмс пришел перед обедом и произнес речь. Я подумала, тебе это интересно. Разве нет? – внезапно осмелев, спросила Мэри Эбботт и коснулась моей руки своими холодными липкими пальцами.

Я отняла руку и кивнула.

– Я так и думала. – Она улыбнулась, но эта улыбка была адресована не мне. Она сама с собой заключила пари и выиграла его. – Он прочитал молитву и попросил нас молиться за Декку и его семью. А потом он попросил нас помолиться за тебя, Теа. – Она помолчала. – За тебя и Декку.

Сисси смотрела на нас со своей кровати. Но Мэри Эбботт уже всецело завладела мной.

– Ты рада, что он попросил нас молиться за тебя?

– Я польщена, – ответила я и закрыла глаза. – И я устала.