Тело Кристины - Макс Монэй (2008)

Боюсь только одного, как бы при моем появлении зверюга не заартачилась и не хлопнула дверью. Серьезно опасаюсь, как бы она, как никогда, не схватила ноги в руки и не утекла. Потрясение от увиденного будет внушительных габаритов. Уж я предвкушаю.

Надо устроить себе где-нибудь засаду охотника. Однако квартира, чистая от мебели, делает поиск укрытия затруднительным. Легко ли, по-вашему, спрятаться в пустыне? Ну, например, лечь за этими тремя кактусами и поднять вверх руки. Будет казаться, что их пять. Кроме паркета, старого как мир, в комнате нет ничего растительного. Разве что выскрести себе ногтями норку в полу. Похоже, окружающей меня среде наплевать на мои жалобы вслух.

Худенький. Да, я очень худой. И все же я не вижу никакого выхода из положения.

В конце концов, может быть, так, как есть, даже лучше.

Ага! Есть! Вижу! В этой абсолютно пустой передней есть куда спрятаться. Дверь. Как лицо нелетного состава, я забьюсь своим пресмыкающимся тельцем в уголок, который она образует со стеной. Я прислонюсь к косяку, втяну мои ножки-тростинки в желудок, коленки впечатаю в мою бестелесную грудь. Я все равно не могу смотреть на нее без слез эти последние месяцы. Я просто не могу на нее смотреть.

Ждать не пришлось.

А я уже и забыл, что это такое, когда не надо ждать.

Почти сразу же, не успел я устроиться поудобнее, послышался звук ее шагов, приглушенный прогнившим деревом нашей двери. Эту старую дверь мог высадить простым ударом плеча любой мало-мальски трудоспособный типаж. А я мечтал бы забронировать ее, сделать несокрушимой, во всяком случае настолько прочной, чтобы я мог дышать за ней спокойно при своей проклятой горизонтальности, которая делает меня уникальным экземпляром, единственным и неповторимым в своем роде, в моем роде, появившемся на свет вместе со мной. Экземпляром, который исчезнет с моим выздоровлением или, в чем я больше уверен, с моей смертью.

Знать, что она здесь, рядом со мной, на расстоянии вытянутой руки, знать, что ее морда, круглая как арбуз, склонилась сейчас над бардаком ее дамского баула в поисках огромной связки ключей, как у тюремщика. Кстати, я никогда не был в курсе, что она отпирает этой грудой металла. Короче, сознание ее непосредственной близости вырвало из моей груди буквально рев удовольствия.

Вы требуете объяснений? Их нет у меня.

Моя непоследовательность в этом вопросе для меня не менее загадочна, чем для вас.

Когда наконец дверь тихонечко приоткрылась, я прижался к притолоке что было мочи, резко распрямил ноги с энергичностью заправской лягушки и вытолкнул себя в треугольник света перед дверью.

Матушки родные! Теперь все ясно. Мое сердце остановилось.

Приставьте мне дуло револьвера к виску, и я не так сильно буду дрожать, как сейчас.

Заприте меня одного в морозильной камере морга, и я скажу вам, что это райское наслаждение.

То, что я увидел перед собой, весило не меньше ста двадцати килограммов и истекало, как бегемот, крупными вонючими каплями пота. Как я догадался? У нас лифт сломан. Она поднималась пешком по лестнице. И это далось ей нелегко.

То, что я увидел, мало напоминало человеческое существо. Точь-в-точь неизвестная науке гадина, багровая и мокрая, как рыба из пруда, и огромная, как чудовище из детских ночных кошмаров, обитающее в непроглядных морских безднах. Это они пачкают детские простыни слезами и мочой, а ребятишкам потом стыдно до угрызений совести и настоящей бессонницы.

То, что я видел перед собой, было неизмеримо. Это и была моя жена.

Я много бы отдал тогда, чтобы не засмеяться, но ужас сыграл с моими нервами злую шутку. Под его давлением моя нервная система раскрепостилась, и со мной случился приступ буйного веселья, которое, по-видимому, было подавлено во время моего долгого заточения.