Тело Кристины - Макс Монэй (2008)

Изумление, которое исказило ее красную, пылающую рожу, как ни странно, не поправило моего положения, потому что вырвавшееся из моего горла извержение звуков испугало ее не меньше, чем меня самого. Она в свою очередь буквально оцепенела от ужаса. Я тут же осекся, пораженный нотками безумия, которые раздались в моем смехе. Они звучали как явное отклонение от нормы. Она широко открыла рот, словно приготовившись прервать мой сольный концерт, но оттуда вылетел только сдавленный зловонный выдох с перегаром дешевой кухни.

Она не соизволила крикнуть, она подавила свой крик. Неожиданность, ненависть и страх так перехватили ей горло, что вся гортань затряслась в судорогах, в то время как остальные части тела были неподвижны. Зрелище не из приятных. Ее глазки, ставшие крошечными, утонули в щеках, как клопы в старой подушке. Кожа вокруг них, казалось, вот-вот лопнет, так она была натянута на щеках.

Она со всего размаху захлопнула дверь перед моим носом и перед моим ужасом одновременно.

Все было кончено. Свидание длилось четыре-пять секунд, не больше. Как раз столько, чтобы мне хватило времени наложить в штаны так, как никогда в жизни. Похоже, я осрамился на всю оставшуюся жизнь. Полный провал.

Свидание длилось как раз столько, что я успел понять: этот провал гораздо серьезнее, чем я мог ожидать. Это был не страх перед монстром в сто двадцать кило, а страх парня, безнадежно влюбленного в стодвадцатикилограммовое чудовище.

45

Не будем об этом. Забудем. Я не хочу об этом говорить. Когда человека гложет одиночество, ненависть как две капли воды становится похожа на любовь. Представьте себе, при искусственной изоляции полюбите и кухонный табурет. Я знаю-знаю, это не что иное, как очередная грязная выходка моей больной фантазии, моего больного ума. Бедняга прижимист. Метет все, что под руку попадется. Правильно, ему же надо чем-то питаться. Поэтому он с утра до вечера жонглирует спелыми плодами моего невроза в надежде, что невнимание или случайная неосторожность заставит один из них разбиться о землю, и тогда он высосет его сок и насладится его мякотью. Постоянные шумы в моем трубопроводе порождают такие же бредовые мысли, а фурункулы у меня на шее — это еще одно отклонение от нормы в том же духе. Подумать только, какая неудача. Обычное невезение. Как назло, самый прогнивший из этих плодов — самое омерзительное из всех моих навязчивых желаний прорвалось как нарыв и горячим гноем брызнуло мне в лицо. В конце концов, ничего страшного не произошло. Не смертельно.

Эта проблема займет меня не надолго, не дольше чем на мгновение. Ровно настолько, чтобы я успел освободиться от своей навязчивой потребности любить, которую я так глупо чуть не принял за любовь несколько мгновений назад.

Если бы желудок мог говорить человеческим языком, он непременно обложил бы меня отборной бранью с головы до ног. К счастью, то наречие, на котором он ворчит не переставая, мне совершенно неведомо. Хорошо, что жалобщик не нуждается в общем лексиконе с тем, кому жалоба адресована. То, что это жалоба, понятно без слов. Я стараюсь отвлечь свое воображение более насущными переживаниями: пытаюсь представить, каким было бы содержимое моего желудка, если бы я был более удачливым жонглером и ничего не ронял. Кусок хорошей ветчины в половинке еще горячего батона для сандвичей, полный бокал старого доброго бордо, от которого мурашки бегут по всему телу… Этот воображаемый легкий перекус лучшее, что ждет меня в этой жизни, уверяю вас. Так будем же довольствоваться тем, что есть. Похрустим золотистой корочкой нашего полубатона, посмакуем ярко-бордовую живительную влагу, обжигающую нам горло. Покажем всем, что такое по-настоящему богатое воображение, и повеселимся от души. Ведь, согласно Платону, идея материи гораздо вкуснее ее самой.

46