Тело Кристины - Макс Монэй (2008)

Владимир придерживался того мнения, что любовь — это всего лишь человеческое изобретение. Она создана исключительно для того, чтобы заделывать бреши в личной жизни, которая у каждого из нас дырява, как швейцарский сыр. Он также считал, что страх, парализующий его перед каждой следующей пустотой в жизни, улетучится сам собой, как только очередная девчонка вскружит ему голову.

Все бы ничего, да Владимир совершенно не учел одно обстоятельство: он принадлежал к тому типу парней, которые органически неспособны терять голову из-за девчонок.

Владимир не учел одну простую вещь, что он принадлежал к тому типу парней, от которого девчонки сами патологически теряют головы. Он принадлежал к тому избранному племени, чьи представители, рассеянные по миру, одним фактом своего существования наносят больше повреждений человеческим сердцам, чем стая саранчи кукурузному полю. Надо отдать ему должное, Владимир и не подозревал о своей мужской власти. А все потому, что она заключалась в неподражаемой детской непосредственности, сопровождаемой абсолютным отсутствием стремления нравиться и соблазнять. Это и есть тот роковой случай, когда сопротивление бесполезно. Бесполезно, потому что парень меньше всего на свете догадывается о том, что сопротивление ему бесполезно. Он об этом даже не подозревает. Более того, он первый бы рассмеялся в лицо тому, кто ткнул бы его носом в его всесильные чары. Владимир мог сколько угодно прогибаться от налетов праведного гнева, но все девчонки на улице падали бы жертвами этого поблекшего розового куста и его кажущейся хрупкости, которая так противоречила его внутренней непоколебимости, исходящей от всякого русского так же, как от всякого ирландца исходит дух насмешливого гостеприимства, а от всякого корсиканца веет свирепой независимостью. Все ускользало от беззаботного сознания моего друга. Даже испепеляющие глазки, которые строили ему студентки, толпившиеся в узких и темных коридорчиках учебных заведений, когда раз в месяц государственная программа по безопасной эксплуатации крыш загоняла нас на гребни университетских зданий. Этот девичий цветник следовал за перемещениями моего русского друга, как подсолнух за движением солнца. На месте лиц я видел одни огромные желтые цветы, и золотистые волосы развевались вокруг очарованных глаз наподобие гигантских лепестков.

Владимир в упор не замечал своего повального успеха. Когда же он незаметно кивал мне подбородком на понравившуюся ему кандидатку, ею всегда оказывалась высокомерная и высокопоставленная дама. Речь шла о тридцатилетней бедняжке, несчастной жертве династического альянса, с колыбели обрученной со своим нелюбимым мужем из того социального класса, который в качестве свадебного подарка вместо обручального кольца дарит костюмчик от-кутюр по цене скромных апартаментов. Проще говоря, он всегда брался за невозможное, стараясь прыгнуть через собственную голову, и тем самым заранее обрекал себя на неуспех. Это тот случай, когда провал гарантирован.

Я всегда восхищался этим парнем, и сейчас мне так хочется верить, что он и был моим лучшим другом.

В этом, видимо, и кроется причина моих подтруниваний над его слабостью к высотным головокружениям: мы ни над кем не издеваемся с таким наслаждением, как над теми, кого любим.

47

Остается только принять во внимание то пагубное воздействие, которое это незабываемое свидание с глазу на глаз может оказать на мое дальнейшее выживание. Я имею в виду мой незапланированный взрыв смеха, необузданная свирепость которого оскорбила бы и самую самоуверенную нимфу, не то что простую смертную женщину. Боюсь представить себе, какое жуткое покушение на самолюбие моей женушки совершил мой дурацкий смех. Последствия непредсказуемы.