Возвращение к жизни - Кэтрин Куксон

Мой автопортрет мне не нравился. Но я не могла ни заменить, ни убрать эту героиню из сюжета книги, так как она органично вписывалась в драму семьи Маквеев. Я понимала, что судьбы главных персонажей должны были мою героиню заставить меньше думать о себе. Однако, следуя законам творчества, пришлось «обогатить» ее характер некоторыми несвойственными мне самой чертами. Такое «насилие» над прототипом происходит часто, когда герои книги начинают жить по своим законам, диктуя поведение автору. Я хотела сделать свою героиню сердечной и отзывчивой, какой ощущала себя. Она мне виделась чутким человеком, к которому со своими бедами обращаются люди, и, несмотря на свою молодость, походила душевной красотой на тетю Мэгги. Мне хотелось, чтобы моей героине было присуще чувство сострадания и жертвенности. Но в моем благородном замысле не хватало каких-то важных психологических звеньев.

Однажды, в минуту отчаяния, я вбежала к тете Мэгги с покаянием. Возможно, причина всех несчастии скрывалась во мне: отец и мать меня бросили, Ян оказался двоеженцем. Я никогда не забуду его обличения: «Вспомни хорошенько, я ведь никогда тебе не предлагал выйти за меня замуж. Ты сама сделала мне предложение».

Утешая меня, тетя Мэгги сказала исцеляющие слова: «Это не твоя вина. Ты добрая и славная девушка с горячим любящим сердцем. Те, кто не может разглядеть этого за твоей сдержанностью, Господом лишены способности глубоко чувствовать». Тетя Мэгги, словно опытный психолог, назвала мои истинные, лучшие черты. Теперь же я хотела, чтобы эти свойства характера проявились и в судьбе моей героини, но они ни в какую не оживали под моим пером.

Меня так захватил роман, что в последующие недели я видела Дэви Маквея всего дважды, да и то издалека. В хорошую погоду тетя Мэгги совершала свой ежедневный «молочный» поход в дом за холмом и по возвращении высказывалась не очень лестно о Флоре Клеверли.

В одно из таких «молочных» посещений до Маквеев тетушка, вернувшись в коттедж, разразилась гневной тирадой.

— Эта наглая особа все больше и больше распускается. Уверена, в семье назревает бунт. Правда, следует отдать должное ее пчелиному трудолюбию: она всех обстирывает, у нее на лужайке натянуто восемь веревок, и они до отказа заполнены бельем. Чтобы одолеть такую прорву работы, надо вставать ни свет ни заря. Когда я пришла, была только половина одиннадцатого, а она уже вовсю колотилась на кухне у плиты.

— Должно быть, не так уж Флора преувеличивает, утверждая, что многочисленному семейству пришлось бы без нее туго, — великодушно заметила я. А потом рассказала тете Мэгги о нечаянно подслушанной перепалке между Флорой Клеверли и Дэви Маквеем…

Прошло несколько дней. Я сидела утром за рукописью, когда в гостиную вошла тетя Мэгги, взволнованно прошептав:

— Он принес дрова сам. Может, пригласить его на чашечку кофе?

Моим первым импульсивным побуждением было решительное: «нет». Но, подумав, я трусливо возложила ответственность за приглашение на тетю Мэгги.

— Вам и вправду хочется его пригласить?

— Вообще-то мне безразлично. Хотя, возможно, и хочется. Например, для того, чтобы доказать насмешнику: я не всю свою жизнь провела при дворе королевы Виктории! — Леди овладело азартное настроение.

Тетя Мэгги выглядела сейчас поразительно молодо. Улыбаясь, она вернулась на кухню. Я использовала обеденный стол в качестве письменного, и едва я успела подняться, как в комнату вошел Дэви Маквей. Я не ожидала его так быстро увидеть: можно было подумать, что он стоял за дверью. Потом раздался звонкий голос тети Мэгги, возвещавший, что она скоро принесет кофе.

— Я вам не помешаю? — спросил Маквей.

— Нет. Нисколько. — Я сгребла в кучу исписанные листы. — С удовольствием прервусь. Милости просим.