Голубые Орхидеи - Джулия Фэнтон (1995)

— Кит, — прошептала она. — Боже. Оно такое… это самое красивое кольцо… Я…

— Надеюсь, оно придется тебе впору, — нервно сказал он. — Я снял размер пальца, пока ты спала.

— Оно такое красивое. — Ее радостный смех чуть не перешел в плач, когда она надела кольцо на безымянный палец и, приподняв кисть вверх, смотрела на него, как на звезду, пойманную рукой. Потом повернулась к Киту и растворилась в его объятиях.

— О Кит, я совершенно ошеломлена.

— Думаю, мы должны назначить день свадьбы, — сказал он. — Может, через неделю после премьеры «Доктора Живаго» в Нью-Йорке?

— Через неделю! — недоверчиво рассмеялась Валентина. — Боже мой! Пичис хватит удар, если ей сказать, что она должна подготовиться к свадьбе так быстро. Как насчет…

— Тогда через две недели после премьеры, да? Дольше ждать я не смогу.

И прежде чем она успела ответить, он заключил ее в свои объятия и стал целовать со всей страстью, на какую был только способен.

В два тридцать ночи Пьетро, «Пит», Мадзини, постановщик «Доктора Живаго», вошел в свою расположенную в фешенебельном квартале Виллидж квартиру, с удовольствием проведя перед этим четыре часа с новой подружкой.

Но не успел он бросить пиджак на стул, как раздался звонок. Мадзини с раздражением нажал кнопку переговорного устройства. Наверное, это какой-нибудь предприимчивый вор нажимает на все кнопки подряд, пытаясь найти пустую квартиру.

— Убирайся! — сердито бросил он. — А то вызову полицию.

— Это Беттина! — пронзительно прокричал знакомый голос, искаженный плохой передачей. — Я должна увидеть тебя прямо сейчас. Это очень важно!

У него абсолютно не было желания видеть сейчас Беттину Орловски. Но, видимо, возникла какая-то серьезная проблема, иначе она не пришла бы в столь поздний час. Он нажал кнопку, позволяя ей войти.

Открыв дверь, он в удивлении отступил. Перед ним стояла вовсе не Беттина, а посыльный с длинными светлыми жирными волосами в низко надвинутой на лоб фуражке с надписью «Нью-Йорк метс» [25]. Глаза у посыльного были темно-карие.

— Но я думал, — глупо начал Мадзини.

Прежде чем он успел закрыть дверь, посыльный бросился вперед, накинул тонкий провод на шею Мадзини и затянул его сзади своими стальными руками.

— А-а-а! — Мадзини, задыхаясь, вцепился в провод, но тот слишком глубоко врезался в кожу и не давал возможности просунуть под него пальцы. Он отчаянно пытался вдохнуть воздух, грудь его ввалилась.

— Если танцовщица Джина Джоунз не вернется завтра в кордебалет, ты умрешь, — прошипел голос над его ухом.

Из горла Мадзини вырвался хрип. Он стал терять сознание.

— Ты слышишь меня? — прошептал посыльный.

Мадзини кивнул. Давление на шею немного уменьшилось.

— Завтра. Верни ее завтра же. Иначе я вернусь и перережу тебе горло этим же проводом.

— Но, голубка, они не могут поступить так с тобой, — повторял Чарли, когда Джина, рыдая, как дитя, бросилась в объятия жениха. Она прилетела самолетом местной авиалинии в Вашингтон и ждала его в квартире допоздна, пока он не пришел с затянувшегося заседания.

— Могут! Уже поступили! Я недостаточно хороша для них, Чарли.

— Ты чертовски хороша. Ты самая лучшая! Давай я позвоню.

— Нет! — закричала она. — Она возненавидела и вышвырнула меня, потому что ты позвонил и действовал через ее голову, Чарли. Вот дерьмо. Я так хотела танцевать… Поверить не могу, что подошла так близко к цели, а потом меня выкинули. Я хочу просто зарыться в постель и проспать много часов.

— Только со мной, — сказал он.

Но в постели Джина так отчаянно рыдала, что они не могли заняться любовью, и Уиллингем держал ее в объятиях, гладил по голове и бормотал слова утешения, как отец, кем он и был иногда для нее.

— Детка, ты такая красивая, я так люблю тебя, мне все равно, будешь ли ты танцевать…