Голубые Орхидеи - Джулия Фэнтон (1995)

Ее исполнение? Да. За месяцы репетиций и во время пробы в Бостоне она отполировала его до совершенства, но все же не могла избавиться от дурных предчувствий, словно должно было случиться что-то непредвиденное.

«Пожалуйста, — безмолвно шептала молитву Валентина, — пусть все странные происшествия, которые так меня беспокоят, окажутся только плодом воображения… Пусть они окажутся всего лишь совпадениями. Все должно быть замечательно».

— Боже, — вздохнула она, ощущая знакомый приступ боли в спине. Все это пронеслось перед ней, как будто черно-белый фильм, но она не могла понять смысла происходящего.

Пьетро Мадзини, режиссер… синяки на его шее, тщательно прикрытые аскотским [1] галстуком.

Беттина, их одержимый хореограф, внезапно исчезнувшая три недели назад.

И Джина Джоунз, заурядная танцовщица кордебалета, сначала уволенная из шоу, затем восстановленная. Почему?

Откинувшись назад, Валентина сосредоточилась на дыхании. Вдох, выдох, спокойно и медленно, без напряжения. По пути в театр она создаст свой собственный маленький островок спокойствия. Ей необходимо расслабиться. Киту нужен успех так же, как и ей, и она отчаянно хочет успеха для него. Ее жених вложил все, что имел, в эту постановку, и, если она провалится, он может разориться — просто вылететь в трубу. Предоставив работе идти своим ходом, он тогда ухаживал за своей умирающей женой. Валентина хотела, чтобы постановка долго шла на Бродвее. Это лучший подарок, который она могла ему сделать.

Шелковый малиновый комбидрес едва прикрывал ее прекрасной формы ягодицы, блестящие темно-рыжие волосы струились по плечам. Орхидея Ледерер металась по своей фешенебельной квартире из гостиной в спальню, затем к большому стенному шкафу, беспокойно перебирая россыпь душистого белья, одежды, газет и сверстанные варианты ее переработанного сценария. Вся квартира пропиталась запахом духов «Эскада» и таила в себе возбуждающую ауру мускуса.

Черт бы ее побрал, эту брошку для Валентины. Куда она ее засунула? Брошь символизировала просьбу о прощении во имя всего святого и свидетельствовала о целой жизни, полной любви, ненависти, сожалений. Она устала, так устала за семь лет разлада между ними, от мертвой пустоты своего существования, которую можно было заполнить только любовью Валентины.

Огорченно вздохнув, Орхидея вошла в большую увешанную зеркалами ванную и увидела на маленьком столике коробочку от ювелиров Ван Клифа и Арпелса.

Она подняла крышку и вытащила оригинально выполненную брошь.

Две изысканные орхидеи переплелись своими стеблями, радужные голубовато-фиолетовые лепестки поблескивали на свету, а бриллианты напоминали капельки росы.

Голубые орхидеи. Они с Валентиной стремительно достигли положения звезд десять лет назад, затем расстались. Их ссора так же, как и у «Супримз», стала общественным достоянием.

«Пожалуйста, заставь Валентину полюбить тебя. Потому что если она полюбит тебя, то полюбит и меня тоже, Я говорю всерьез», — прошептала она, гладя брошь. Ее едва слышная мольба потонула в пронзительном телефонном звонке. Орхидея схватила трубку.

— Мисс Ледерер? Это ваша служба со вторым звонком-напоминанием. Вам пора выходить в театр.

— Да, да, да! — воскликнула она и поспешно добавила «спасибо», прежде чем опустить трубку на рычаг. Она бросилась назад к стенному шкафу и натянула узкие джинсы. Затем, скользнув в черную шелковую тенниску, обтянувшую ее маленькую грудь, набросила облегающий бедра черный кожаный жакет и надела черные ковбойские ботинки из змеиной кожи. Напоследок она схватила коробочку с брошью и засунула ее в карман жакета.

Пять минут спустя, когда Орхидея, вздохнув, уселась в такси и машина отъехала от тротуара, ее желудок сжало, как будто его завязывали в узел.

Валентина не позвонила.

Дождь поливал собравшуюся у служебного входа в театр «Ледерер» толпу, которую удерживала группа сотрудников службы безопасности в форменной одежде.