После всех этих лет - Сьюзан Айзекс (1994)

— Забавно то, — продолжила я, — что при том, что Мэнди не существует, кто-то звонил Ричи в офис, называя себя Мэнди?

— Действительно, — откликнулась Касс.

— Мэнди не одна в мире, — мягко сказала Стефани.

— Из того, что я поняла, — сказала, ей Касс, — секретарь Ричи, которая долгое время была его любовницей, почувствовала, что эта женщина, Мэнди, имела к Ричи особый интерес. Она была абсолютно убеждена, что Мэнди звонила, чтобы договориться о любовном свидании.

Стефани не произнесла ни слова. Тогда я повернулась к Касс:

— Стефани как юрист занималась разрешением спорных вопросов. Она получала деньги за то, что разбирала тяжбы, устраивая очные ставки. Неужели ты думаешь, что ей надо лгать Картеру, чтобы просто бегать по вечерам?

— Нет, — ответила Касс. — Она просто бы это делала и все.

— Ты абсолютно права, Касс. «Мэнди» нужна была вот для чего: Стефани выдумала эту историю, чтобы, не вызывая подозрений, сбегать из дома. Она что-то там плела своим скандинавским слугам, надевала спортивные тапочки и сбегала. Через час, улыбаясь, возвращалась домой.

— Нет! — закричала Стефании.

— И что из того, что иногда она возвращалась немного растрепанной, — говорила я Касс, — а иногда задерживалась больше, чем на час, и приползала совершенно обессиленная уже после прихода Картера. Ничего! Картер разогреет себе состоящий из четырех блюд ужин, который она уже приготовила в микроволновой печи. Конечно, она немного запыхалась — но какой румянец! Может она и говорила ему: «Картер, какая прекрасная тренировка!» Ты поняла теперь, Касс? Мэнди — это Стефани. И Стефани убила Ричи.

Стефани вскрикнула, и через секунду дверная ручка буквально вылетела из моей руки — сержант Гевински! Его пистолет был направлен прямо мне в переносицу.

— Выходите! — приказал он.

Но пистолет Теодора уже оказался в моей руке — и он был направлен в сердце Стефани.

— Только после вас, — ответила ему я.

Это был мой день, а потому мы спокойно посидели минут пять.

— Где доктор Тиллотсон? — спросила я Гевински.

— Он с ребенком. У моей матери, — объяснила Стефани.

Она сказала это настолько дружелюбно, что посторонний мог бы подумать, что мы собрались сюда, чтобы испечь ореховый пирог.

— Он всегда заезжает туда, чтобы поцеловать ее на ночь, даже если она уже спит.

Она казалась прежней Стефани: располагающей к себе, яркой, но не вызывающе, собранной, великолепной Стефани. Я должна была еще раз напомнить себе: «Это просто уловка. Не окажись простофилей во второй раз. Эта приятная во всех отношениях женщина, с которой ты привыкла месить тесто, предала тебя и убила твоего мужа».

Нежная улыбка светилась на круглом, как луна, лице Гевински, пока Стефани говорила. Секундой позже он уставился на меня. Он смотрел на меня так, как, очевидно, предписывала ему полицейская инструкция смотреть на вооруженных психопатов.

— Миссис Мейерс, — сказал он очень спокойно.

Он посмотрел на свой пистолет, который лежал теперь на столе под моей левой рукой.

— Пару часов назад из полицейского управления звонил ваш адвокат. Я знал его раньше, — это хороший, юрист. Он сделал пару любопытных замечаний. Может, я где-то неверно оценил ситуацию. Может, вы сможете дать убедительное объяснение тому, что здесь происходит.

— Смогу, ответила я.

— Отлично.

Мы выглядели, как четверо старых друзей, собравшихся за карточным столиком в игровой комнате Стефани, чтобы поиграть в скрэббл. Да, за исключением того, что при нас были пистолеты. И несмотря на то, что, как ни старалась Стефани быть предельно любезной, она покрылась испариной так, что капля пота, скатившись с ее лица, упала прямо на стол.

— Я бы хотел выслушать ваши объяснения, — повторил Гевински.

— А я бы хотела их вам предложить.