Наедине - Юлия Амусина

— Да. Теперь он мертв. По нашим приблизительным расчетам, умер он за считанные минуты до того, как его убийца пробрался в квартиру Серафимы. Иными словами, когда он отвечал на вызовы ребят, убийца должен был сидеть с ним рядом, в машине, что опять-таки свидетельствует не в вашу пользу, так как мои люди прекрасно знают вас в лицо, знают, кто вы такой, и если бы вы — теоретически — появились возле машины после того, как на их глазах проводили Симу до квартиры, они бы ничего не заподозрили. Раз уж по моему указанию вы были… в команде наших.

Я молчу, как следует обдумывая все то, что можно сейчас сказать без риска вылететь в команду «свихнувшийся маньяк».

— Я здесь как бы… случайный человек, — пытаюсь донести, но у Анатолия Степановича, конечно же, имеется своя версия на этот счет.

— История вашего появления рядом с Серафимой для всех нас выглядит очень странно. Вы знакомитесь с моей дочерью, и почти сразу же в клубе начинают происходить странные вещи. Следом погибает девочка, приставленная к Симе для того, чтобы помочь с реабилитацией, зато на ее месте опять-таки очень удачно появляетесь вы. Что же дальше? В квартиру Серафимы проникает… некто, бесшумно уродует ей лицо и так же незаметно исчезает, не оставив после себя никаких следов кроме тех, которые оставил намеренно. А наутро… Вот ведь совпадение, правда? Вы снова становитесь главным героем этой душераздирающей пьесы, под занавес которой Фима оказывается в вашей квартире. Наедине с вами, — он многозначительно поднимает брови.

— Забавно… — вынужден согласиться я, машинально запуская ладонь в волосы на затылке. — Но у меня остается вопрос. А зачем мне все это?

Но Анатолия Степановича не так-то просто сбить с толку:

— А зачем это тому человеку? Я проверял, кроме Симы ни с кем в нашем городе не происходило ничего подобного. Так что версия о появлении маньяка не выдерживает никакой критики. Кем бы ни был наш… неизвестный, можно с уверенностью утверждать, что его внимание сосредоточено именно на Серафиме.

— Что же, по-вашему, им движет?

— То, что я неизменно вижу в вашем взгляде, едва в поле вашего зрения появляется моя дочь. Страсть. Мотив, древний, как сам мир. Не случись в жизни моей дочери этой кошмарной истории, все у нее сложилось бы совершенно по-другому, а главное… Моя девочка из другого круга. Она никогда, ни при каких обстоятельствах не обратила бы внимания на человека вроде вас, — подчеркивает Анатолий Степанович, и я замечаю, как Юра при этих словах удовлетворенно скалится.

— По-вашему, я из тех психов, которым легче довести девушку до сумасшествия, чтобы получить ее?

— Для вас, — снова подчеркивает мужчина, — это, пожалуй, едва ли не единственный способ добиться желаемого. Нам хорошо известна ваша история. После того, как ваша мать погибла у вас на глазах, все ваши мечты о спортивной карьере обратились прахом. Вместо того, чтобы сконцентрироваться на своей желанной цели обрести успех на спортивном поприще, вы пустились во все тяжкие, наверняка пытаясь вытравить из своей головы образ умирающей матери, — его слова бьют точно в намеченную цель, но я не поддаюсь, делая вид, что меня все это никак не касается, слушаю дальше. — Что мы наблюдаем в печальной веренице событий вашей жизни на тот момент? Приводы в полицию, пьяные драки, конфликты с семьей и друзьями, бесконечный поток жалоб от посторонних людей, участие в подпольных боях без правил… И это тот самый подающий надежды спортсмен, сын самого Алексея Вершинина? — я усмехаюсь краем губ, никак это не комментируя. — Что, пар некуда было выпустить?