Наедине - Юлия Амусина

— И? — поторапливаю, не в силах выдержать все ее немногословные паузы.

— Я могу… уехать вместе с ними, — помолчав, наконец-то выдает Серафима, не имея ни малейшего представления, какой разрушительной силы ураган вызывает внутри меня своими неосторожными словами. — Пока тебя не было, я думала о том, что происходит, и, знаешь… Возможно, я попросту схожу с ума, но мне начинает казаться, что я становлюсь опасной для тех, кто находится рядом со мной. В этом, в отличие от всего остального, хотя бы есть смысл. Я начинаю верить, что Даша с Симоной умерли из-за меня; только из-за того, что мы общались, и в неверное время они просто оказывались рядом…

— Чушь, — грубо обрываю я, приземляясь на стул и за руку притягивая несопротивляющуюся Фиму к себе на колени. — Когда Симона умерла, с тобой… общался я. По твоей логике, умереть тоже должен был я, — криво усмехаюсь, но усмешка сползает с моих губ, едва я вижу сменившееся выражение ее круглых от ужаса глаз.

— Только не это, — испуганно мотает она головой.

— Фим, — кладу ладонь ей на затылок, придержав в одном положении. — Обещаю, со мной все будет нормально. Добраться до меня не так просто, как ты думаешь. Я вытряхну дух из любого, кто решится попробовать. Идет?

Помедлив, она осторожно кивает, так и не решившись раскрыть мне свои сомнения, по-прежнему терзающие ее изнутри, но так явно проступающие на бледном лице, что излишние пояснения мне без надобности. Пусть она молчит, я вижу ее, чувствую, наперед представляю все, что может ее испугать.

— Я обещала родителям навестить их вечером.

— И? — я моментально настораживаюсь, догадываясь, что может последовать за этим. — Ты хочешь остаться с ними?

— Не знаю, — она снова качает головой.

— Я скажу прямо, хорошо? — приподнимаю ее подбородок двумя пальцами и пристально заглядываю в ее темные, совершенно несчастные глаза. — Я не хочу, чтобы ты отсюда уезжала. Только не спрашивай, почему. Этим утром я болтался в клубе, занимаясь своими обычными делами, так же, как в любой другой день, но при этом ни на секунду не забывал о том, что когда вернусь домой, ты будешь ждать меня тут. И мне… понравилось это ощущение, — мой взгляд останавливается на поблескивающей «змейке» вверху ее черной кофты. — Так вот, я хочу, чтобы ты тоже… думала обо мне, а не том, как бы половчее от меня сбежать.

Неотрывно глядя в мои глаза, она едва заметно улыбается, нежными касаниями ерошит мои волосы, подается вперед и примыкает губами к моим губам, не сопротивляясь, когда я дорываюсь до серебристой «змейки» и принимаюсь стаскивать с нее совершенно ненужную кофту.

* * *

Начиная совмещать недавние слова Анатолия Степановича и заявление Фимы воедино, я сам вызываюсь отвезти ее в отчий дом, предварительно урвав с нее обещание не пороть горячку и не принимать скоропостижных решений. Для этого мне приходится несколько раз громко и отчетливо повторить ей то, что плевать я хотел на всевозможных двинутых психов, предположительно жаждущих поквитаться со мной за то, что я позволяю себе находиться рядом с Серафимой. И все же она не спешит верить в мою неуязвимость, но сумку со своими вещами оставляет в квартире, вскользь упомянув о том, что в родительском доме полным-полно ее шмоток. Стоя у зеркала, она старательно полирует свое лицо всевозможной косметической дрянью, не желая пугать родителей истинным видом воспроизведенного заново шрама, который, вопреки ее манипуляциям, все еще достаточно четкий. Родителям она успела сообщить о том, что подверглась нападению неизвестного человека, так что присутствие раны, по ее мнению, не должно их шокировать, и все же… Видя, какими глазами она смотрит на свое бледное отражение, в любую секунду готовая разрыдаться от отчаяния, я в который раз проклинаю неизвестного психа, мысленно обещая себе разобраться со всем этим как можно быстрее и по-своему.