Наедине - Юлия Амусина

На этот раз я грубо и своевольно пересек допустимую границу, рассудив, что могу делать с ней абсолютно все после того, что она сделала со мной, забив себе местечко в моей жизни, перевернув ее с ног на голову под собственный лад и даже не спросив разрешения. Разве это не означает, что она тоже… автоматически становится моей? Я думал об этом ночью, и сейчас не могу думать ни о чем другом, пока Серафима находится рядом, в пределах моей зоркой видимости. И даже когда я уйду, я закрою дверь с той стороны и буду знать, что за время моего отсутствия она никуда от меня не денется, она будет ждать меня в этой квартире. Посторонний сюда не попадет, а значит, здесь до нее не доберется никто, кроме меня.

Спустя десять минут будильник срабатывает снова. Вырубив назойливый писк, с огромной неохотой подгоняю себя принять вертикальное положение навстречу новому дню, пытаюсь сползти с дивана, но не тут-то было.

— Нет, нет, — не раскрывая глаз, Фима цепляется за мой локоть и тянет меня обратно к себе. — Не уходи.

— Я ненадолго, — обещаю, послушно заваливаясь на прежнее место с ней рядом, лицом к лицу. Мне совсем не хочется куда-либо от нее уходить. Сквозь пальцы пропускаю мягкие пряди ее растрепанных волос, не сводя взгляда с подрагивающих длинных ресниц. Она вроде бы уже не спит, но и не проснулась окончательно, ее глаза по-прежнему закрыты.

— Все равно, — шепчет сонно, наощупь коснувшись моего лица кончиками пальцев, которые я перехватываю и, приблизив к губам, целую внутреннюю сторону ее безвольно болтающейся ладони.

— Первая половина дня принадлежит кому угодно, только не мне, — втягиваю в себя тонкий запах ее волос.

— Работать в такую рань — извращение, — категорично заявляет представительница самой необременительной профессии из всех мне известных.

— Согласен. Когда уговорю вашего Стевича найти для себя лишнее местечко, будем днями напролет валяться в постели и прерываться лишь на то, чтобы отдать почтение тлену.

На ее припухлых губах появляется легкая улыбка:

— Ради такого я даже замолвлю за тебя словечко, — она прижимается ко мне всем телом, тепло обвивая меня руками и ногами, как огромную плюшевую игрушку.

— Давай, — лежать с ней рядом и оставаться невозмутимо спокойным невозможно, но я все еще помню о том, что меня ждут не дождутся в спортклубе. — Я выброшу свою рабочую форму, натяну кожаный комбинезон на голое тело и буду подсиживать твоего любимого бармена, пока его не выставят вон за тунеядство, подальше от тебя, а заодно и моей сестры.

— Только не форму, — бормочет Серафима, проигнорировав упоминание мною своего странного приятеля.

— Нет?

— Нет. Она подходит к твоим глазам, — сонно отмахивается Фима, а меня от ее слов едва не сворачивает в приступе смеха.

— Кто бы еще мне об этом сообщил? Если б я знал раньше, таскал бы ее вместо парадного костюма на все крутые мероприятия.

— Только без крайностей, — она трется лбом о мою щеку, удобнее устраиваясь в моих объятиях. Я мог бы забить на все и сделать так, как она хочет, но мимолетные мысли о делах насущных и предстоящей утренней головомойке возвращают меня к суровой реальности. Сваливать все свои накопившиеся косяки на бедолагу Медведя как-то не очень по-дружески, даже если от него не убудет… Окончательно определившись в приоритетах на первую половину дня, я с неохотой убираю от себя ее руку:

— Когда я вернусь, ты еще будешь спать, — но едва делаю попытку подняться с развороченного дивана, как Фима снова наваливается на меня и устраивается на моей груди, забросив левую ладонь мне на шею.

— Не отпущу, — комментирует лениво, прижимаясь ко мне еще теснее.

Теперь, если я вознамерюсь последовать зову долга, мне придется совсем не по-джентльменски ее спихнуть. Впрочем, в нашей профессии джентльменов все равно не водится…