Наедине - Юлия Амусина

— Когда мне их переслали, я долго рассматривала снимки и все никак не могла поверить, что вот эта искрящаяся весельем девушка в самом деле я. В смысле… Это здорово. Просто жить и радоваться моментам, не боясь, что однажды им придет конец.

— Рано или поздно. Все заканчивается, и это нормально.

— Еще мне подумалось, что мы сами создаем себе эти ямы, из которых потом не можем выбраться, делаем для отмазки пару попыток, терпим неудачу, сдаемся, и в итоге проводим в них целую жизнь.

Я не согласна с тем, что свою «яму» она создала себе сама, если бы не тот ублюдок с тягой к ролевым играм, вся ее судьба могла пойти по другому пути, но на лице Моны написано такое искреннее возбуждение, что я давлю в себе желание с ней поспорить и говорю наобум:

— Если эти ямы слишком глубокие, то как ни старайся, но выбраться из них можно будет лишь с посторонней помощью того, кто не побоится приблизиться к краю, чтобы протянуть тебе свою руку.

Мона резко подается вперед:

— Да! Ты в это веришь? Ты правда так думаешь?

— Ну… — тяну неопределенно, несколько сбитая с толку ее внезапной реакцией на мои слова. — Да, конечно.

Решительно не понимая, чем сумела вызвать такой ажиотаж, надеюсь сменить эту странную тему:

— Я рада, что у тебя все налаживается.

— Ну, а ты, Сима? У тебя как дела?

Я только открываю рот, чтобы сказать что-то нейтральное, избавляющее меня от необходимости придумывать сносный ответ, как вдруг цепляюсь взглядом за движущуюся в нашем направлении рослую мужскую фигуру. Белый тренировочный костюм теперь сменился на джинсы и уже знакомую мне куртку, но прежнего впечатления это вовсе не портит. Я узнаю его сразу, хотя в первые пару секунд даже не верю своим глазам, уверенная, что Михе ни к чему сюда возвращаться. Но он здесь, и возникшее было смутное волнение вдруг сменяется легкой настороженностью, когда я замечаю выражение его лица, с каким он смотрит в нашу с Моной сторону.

Его приближение теперь кажется неумолимым.

— Надо поговорить, — отрывисто бросает Михаил, и без колебаний хватает меня за локоть, больно стянув пальцами кожу.

Мона таращится на него во все глаза, явно ошарашенная столь вопиющим вмешательством в наш неторопливый разговор. Я тоже в смятении, но теперь уже не спешу ударяться в панику, точно зная, что нахожусь на своей территории, а еще почему-то твердо уверенная в том, что он не причинит мне зла. Вооруженная всем этим, я резко вырываю свою руку и только собираюсь спросить, что за дьявол в него вселился, как Миха пинает сумку Моны ближе к ее боку, освобождая себе место напротив меня, бросает:

— Ладно, давай так, — и тотчас устраивается рядом с девушкой, отчего та едва ли не съеживается в клубок, обеими руками хватает сумку, прижимая ее к груди, и спешно вскакивает на ноги:

— Сима, я, пожалуй, пойду.

— Классная идея, — хвалит Миха, даже не глядя в ее сторону.

Я бормочу неловкое «Извини» и пожимаю плечами, намеренно избегая смотреть на разъяренного парня, устроившегося напротив. Зато он ни на секунду не спускает с меня потемневших от гнева глаз. Мне не нужно убеждаться в этом воочию — я и без того чувствую на себе его пробирающий взгляд, от которого мурашки неровным строем бегут от шеи к пояснице, охлаждая горящую кожу. Намеренно тяну время, пытаясь понять, что за метаморфозы с ним произошли с момента моего посещения «Олимпа».

Это такое проявление запоздалой реакции на тот случай в подсобке? Нет, не может быть — мы ведь нормально разговаривали в «Олимпе», и после, когда Миха провожал меня до выхода из спортклуба, он вел себя подчеркнуто дружелюбно, не проявляя ни малейших признаков агрессии.

— Ну что, Фим, спектакль окончен? — грубо интересуется он, по-видимому, устав ждать реакции с моей стороны. Я тонко вскрикиваю от неожиданности, когда он выбрасывает вперед руку и цепко хватает меня за запястье. Сжимает сильно, намеренно причиняя боль.