Неистощимая - Игорь Тарасевич (2017)

Мы не знаем, дорогие мои, как относиться к такому красинскому решению. Некоторые считают, будто бы всему на свете существуют или, во всяком случае, должны существовать пределы, в том числе и в любви. А другие считают – ничему никаких пределов существовать не может и не должно, и прежде всего в любви. Так вот, между прочим, полагал коллега наш с вами Уильям Шекспир из Стратфорда-он-Эйвона, небольшого городка в графстве Уоркшир в Великобритании. Или кто там за него писал… Признаться вам, дорогие мои, мы сами впервые по-настоящему полюбили в возрасте куда более существенном, нежели тогдашний возраст Красина – мы полюбили хорошо на шестом десятке, и пока никаких собственных мнений на сей счет… А впрочем… Впрочем… Да… Мы тоже готовы ради своей женщины на что угодно. Вот на что угодно. Предать… Зарезать хоть кого… Мы говорим сейчас совершенно серьезно. И нам приятно осознавать, сколь близко эта готовность роднит нас с Шекспиром.

Но это в сторону, да, в сторону.

Вернемся в hall, где Красин машинально последовал за взглядом Хермана, и не толстая рубенсовская деваха, а голая Катя… Катя! Катя!.. помстилась ему изображенною на потолке. Тут улыбающийся Красин почувствовал, что детородный орган его сам по себе неостановимо твердеет и увеличивается в размерах. Так бывает с любым подростком, едущим верхом или же в тряском, да хоть и не в тряском экипаже, с любым подростком, которому даже не показывают при тряской-то езде голую Катю… Катю! Катю!.. Или, к примеру, еще какую занимательную картинку подростку представить… А у Красина нашего, кстати тут вам сказать, дорогие мои, самопроизвольная, а также и утреняя эрекция регулярно наступали с четырех лет, чем он в свое время чрезвычайно умилял решительно всех горничных.

Ну-с, далее эту хрестоматийную тему про горничных мы с вами развивать не станем, поскольку вы сейчас читаете сугубо приличное, хотя и совершенно правдивое повествование. Достаточно сказать, что Иван Сергеевич вдруг почувствовал, как штанину его изнутри заливает горячий неудержимый водопад.

– Водопад! – прозвучало у него в ушах сельдереевское словцо. – Водопад!

С ужасом опустивши взгляд, Красин констатировал, что огромное мокрое пятно уже проступило, разумеется, у него на брюках и разрастается. Тут-то Красин, наконец, совершенно вошел в сознание. Он с деланным равнодушием взял лежащую возле него на столе шляпу и положил себе на колени, словно бы салфетку. Никто не обратил на него внимания, все слушали Сельдереева.

–… потребовать от императора Александра Николаевича… Словом, требовать вместе с народом… обнародования… точного местонахождения водочного источника… Или же с помощью уважаемого Серафима Кузьмича, присутствующего здесь, погасить народный протест… Господи, что я говорю!.. – плоское лицо Сельдереева покраснело и мгновенно покрылось потом. – Да-с! Временно погасить и направить народ к выдвижению наших требований, суть: конституционная реформа, передача власти выборным представителям Движения по примеру западного государственного устройства… И уже с этим идти к Зимнему… Или же немедленно взять Зимний под нашими лозунгами… С другой стороны, когда трезво, – тут Сельдереев нервно хихихнул на словце: – когда трезво, хе-хе-с, трезво взять в рассуждение, господа… Если у народа станет сколько угодно бесплатной водки, что ему еще будет нужно, товарищи? Да ничего!.. Вы хотите что-то сказать, Александр Иванович?

– Мм… да! Я хочу сказать, гос… друзья, что давно разочаровался в западном конституционном устройстве… В западной буржуазной морали и в буржуазных общественных принципах… И вообще в западной цивилизации… Your fucking Western civilization![115] Я ею сыт по горло, господа!

– Браво! – Темнишанский поднял голову, сдернул с носа пенсне, быстро протер его платком, вновь водрузил на нос, встал и протянул руку Херману. Сельдереев и Васильев бурно зааплодировали рукопожатью обоих выдающихся теоретиков Движения.