Неистощимая - Игорь Тарасевич (2017)

– Fuck![116] – Херман явно начал раздражаться. – У России особый путь! И народ радостно идет по этому пути! А мы с вами имеем возможность соединить два разных течения революционной мысли в одно! В один поток! В водопад, гос… друзья мои! В неистощимую реку народного гнева! – Херман замолк и почему-то сказал, словно бы сам себе: – Oh my God… If people do not want to listen to their liberal leaders… and want to listen to those who promise free vodka… Let it disappear! It serves right![117]

– Браво! – Темнишанский повторил это уже почти крича. Темнишанский совершенно не знал английского. – Браво! И мешать народу преступно! Преступно! Народ найдет водочное месторождение и сам себя немедленно и окончательно освободит без всякого выкупа! Тогда сохранится общинное владение землей, которое уже через год-два приведет к социалистическому землепользованию! Товарищеская форма производства уничтожит капиталитическое производство! Мешать этому преступно! – тоненьким голоском кричал Николай Гаврилович. – Естественные потребности народа, а также общественные привычки и обстоятельства, будучи полностью удовлетворенными, приведут к полному расцвету личности! А это возможно только через революцию! Расцвет личности народной возможен только через народную революцию!

– Браво! – теперь закричал Васильев. Он встал и, в свою очередь, пожал Темнишанскому руку. – К оружию! К оружию!

– Народ явится требовать водки и заодно сметет всех Романовых с их косметическими декоративными реформами! С незаконченным освобождением крестьян! С ложью о будущем даровании конституции! С ложью о свободе! Мы с… вот с Александром Ивановичем освобождены… допущены до обеих столиц… Высочайшим указом… Но мы с Александром Ивановичем…

– Fuck! Of course, we are always together with Nikolay Gavrilovich![118] – подтвердил Александр Иванович. И вдруг продекламировал, пользуясь тем, что никто из присутствующих не понимает по-английски:

Mary had a little lamb,

Its fleece was white as snow;

And everywhere that Mary went,

The lamb was sure to go.[119]

Темнишанский не обратил на стишки ни малейшего внимания.

– Мы рассматриваем наше освобождение как подлую уловку царизма! Свободу нельзя подарить! Поэтому… вот… Мы не верим нашему лживому освобождению!

– Fuck! Fuck![120]

– Свободу возможно только взять! И народ сам возьмет свою свободу! Скинет оковы!

Тут молчащий до сей минуты Морозов вновь крякнул, как селезень, призывающий симпатичную уточку. И на зов немедленно откликнулись.

Дверь в hall приоткрылась, в щель просунулась разделенная пробором точно пополам напомаженная голова гостиничного лакея. Но он даже не успел ничего спросить.

– Любезный! – восторженно закричал Васильев. – Шампанского!

– Слушаюсь…

– Buffoons! Fucking buffoons! I’m not going to pay for your stupid champagne![121]

Голова исчезла. Храпунов громко засмеялся, все, кроме Красина, посмотрели на него и, возможно, поэтому, когда за матовою стеклянной дверью возникло некоторое движение и странные стуки, они остались незамеченным сидящими вокруг стола. Что уж говорить, что произнесенные за дверью слова лакея «Точно так, вашшш высокобродь… Здеся обои изволят находиться… И еще с ими пятеро лиц… Подавать прикажете на семь кувертов или же на восемь?» оказались не услышаны, как не был услышан и ответ.