Неистощимая - Игорь Тарасевич (2017)

Все время от начала речи Сельдереева Красин сидел совершенно безучастно, с отрешенной улыбкой на лице, но глаза его были счастливы, потому что он думал о своей любви и нежности к Кате. А после того, как он столь неосторожно поднял взгляд к потолку, Красин более ни на что не реагировал. Он не только не слышал, он попросту не слушал, что ему говорят, сидел неподвижно, словно бы конная статуя, и глаза его теперь безумно сверкали, как – простите нас за это сравнение – как два раскаленных угля. Можно было бы предположить, дорогие мои, что Красин сейчас пребывал – разумеется, в мыслях своих – вместе с Катею на, скажем, зеленом лугу. Вместе с Катей! Катей! Катей!..

– Иван Сергеич! Иван Сергеевич!.. Да что ж это? Иван Сергеевич в постоянной прострации пребывает!

Красин поднял голову. Из всего сказанного ему сейчас он услышал только два слова: Дворцовый мост.

– Дворцовый мост!

– Да… – Красин было рефлекторно приподнялся, но вновь поспешно опустился на стул.

– Дворцовый мост – наплавной конструкции, – начал он докладывать, словно на экзамене, кажется, действительно не соображая, что, зачем и где говорит. – Пролетные строения, состоящие из деревянных балок, поперечин и настила, уложены на плашкоуты, расставленные поперек реки и закрепленные якорями. А после реконструкции двадцать первого года мост имеет каменные береговые устои и пролетные строения подкосной системы. Плашкоутов в настоящее время пятнадцать штук, господа… Три плашкоута переведены на Дворцовый из состава бывшего Исаакиевского моста, а на месте Исаакиевского моста теперь устроена лодочная переправа… Потому что изволите ли видеть: после окончания строительства Благовещенского моста, расположенного ниже по течению Невы, – безумно продолжал Красин, – Исаакиевский мост потерял транспортное значение. Проект наплавного мостового перехода напротив Зимнего Дворца разрабатывал еще покойный инженер Герард Иван Кондратьевич. – Тут Красин прокашлялся, и голос его окреп. – Мною, инженером Красиным, еще два года назад подан был на Высочайшее имя проект мостового перехода, целиком выполненного из стальных клепаных балок с возможностью поворотного подъема двух центральных пролетов… Революционный для России проект! Революционный проект! – гордо повторил он эти слова, на мгновенние счастливо впадая в прошлую свою жизнь, и странно прозвучало слово «революционный» в этом собрании и в этот час. И, кстати тут сказать, совершенно впустую прозвучало, дорогие мои.

Повисла тишина.

– Иван Сергеевич! Иван Сергевич! Как скоро возможно развести и свести нынешний мост?

Красин пожал плечами, поерзал на стуле и поправил на коленях шляпу.

– Часа за два… Один из плашкоутов выводится из линии, а с двух смежныx с ним плашкоутов поднимается с каждой стороны по половине пролета… – остатки сознания проявились в несчастной красинской голове, он вспомнил помимо себя: «какую-то ручку надо крутить» и усмехнулся: – С помощью несложной зубчатой передачи… И точно так же выведенный плашкоут устанавливается на прежнее место, а пролеты опускаются…

– Только крови никакой не надо, друзья мои, – вдруг сказал Херман. – Убивать никого не надо… Романова убивать не надо… Лишь отстранить…

Его никто не услышал. Усмешки сидели на лицах Морозова и Храпунова.

– Bloody fools! Bloody clowns![122]

– А команда? – возбужденно спрашивали Красина Темнишанский и Сельдереев. – Команда моста? Состав команды?

– Ну, я не знаю в точности, господа, – Красин вновь пожал плечами. – Это несколько… Тут не моя компетенция… Три или четыре унтер-офицера и по два солдата на каждые два плашкоута… – теперь он уже совершенно по-красински усмехнулся и даже привычным жестом огладил бородку, попутно впервые за много часов ощутив, что он, инженер Красин Иван Сергеевич, помимо прочего, еще и совершенно неприлично небрит. Щеки кололи щетиною. – По двое солдат или же просто фабричных – ручку крутить… Всего человек тридцать-сорок на весь мост… А что-с?