Неистощимая - Игорь Тарасевич (2017)

– Американцы? – вдруг спросил шофер. И, не дожидаясь ответа, сам вынес вердикт. – Америка-анцы… Не люблю вашу Америку, – сообщил он еще, странно усмехаясь.

– Почему? – кротко поинтересовался учитель.

– Спаивают народ! Суки. Лезут всюду. Сюда к нам лезут. Народ… специально спаивают… Спец… – автобус тряхнуло на яме. – …циально… – закончил фразу шофер.

– Я русский, – на всякий случай сообщил учитель Коровин в ответ народному гласу. – Здесь родился… Здесь школу окончил… Институт окончил в Питере и вернулся сюда, – он опять оглянулся на заднее стекло автобуса, словно бы раскаиваясь в своем возвращении к родным пенатам и намечая путь обратно в покинутый им центр культуры. – Здесь у меня мама живет, – закрепил учитель свою привязанность к родному городу. – А девушка – англичанка… Англичанка…

Шофер только усмехнулся и ничего не сказал.

Коровин, нервничая, вновь оглянулся. Вдалеке за автобусом ехала машина, но определить, именно за автобусом она следует или же просто двигается той же улицей, было невозможно. Тем временeм автобус выехал на извилистое шоссе, по обеим его сторонам располагались бревенчатые деревянные домики с густыми палисадниками, но деревня считалась находящейся в городской черте. Это была уже Лосиная улица, Лосинка.

Шофер затормозил возле пустой остановки, открыл обе двери и стоял, словно бы упорно ожидая пассажиров. Коровин в очередной раз оглянулся – сквозь жирную августовскую зелень ничего не было видно за поворотом, который они только что проехали. Если бы машина шла просто в том же направлении, она сейчас должна была обогнать стоящий автобус и проехать вперед. Повисло молчание, нарушаемое только пыхтящим на холостых оборотах двигателем.

– Едем? – спросил учитель.

– Ты вот что, парень, – шофер повернулся от руля. – Бери свою траханную американку и вали с нею отсюда… Пока цел… Понял? – он пожевал губами и вновь произнес, как мантру: – Спаивают народ… Суки американские…

– Но вы же вот не спились, – вступил учитель в дискуссию. – Значит…

– Я вообще не пью, – отрезал шофер. – Вообще. Я вшился. Меня ты так просто теперь не возьмешь… Давайте выметайтесь, на хрен… Ты посмотри, – он показал пальцем куда-то в сторону Кутьей горы, – посмотри, что наделали… Суки американские!

Пэт и учитель рефлекторно последовали взглядами за указующим перстом, но, разумеется, ничего не увидели над зеленой листвою и грязно-белесыми шиферными и черными рубероидными крышами. Только вдруг странный рокот, словно бы рокот морского прибоя, послышался им, но то был, безусловно, вызванный чем-то иным звук, потому что никакого прибоя Нянга никогда не производила, а от веку ровно и спокойно текла в своих берегах, каждый год тихо приподнимаясь весною и так же тихо входя в межень летом. И русло свое Нянга, в отличие от многих северных рек, не меняла, кстати вам тут сказать, никогда. Просто золотая, чудесная была река – Нянга.

– Давай, – повторил шофер. – По-хорошему. А то будет по-плохому. И сучке своей американской скажи, чтоб выметалася из России, на хрен, пока ей жопу не разодрали тут… Понял?.. Что с народом делают! – стихийный пропагандист города Nьu-Iork сокрушенно покрутил головою. – Давай, пшел!

– Come on, Раtusha. Then you have to walk.[159]

Покорный учитель встал с сиденья и протянул руку спутнице.

– Why?[160] – беззвучно изобразила она.

– I warned you: buses do not run.[161]

А мы вам до сих пор ничего не рассказали о Евгении Коровине, дорогие мои. Ну, чтобы надолго не отвлекаться, мы коротенько. А про Пэт еще чуть попозже, хорошо?