Се ля Ви! - Соро Кет (2022)

– Помнишь, я рассказывала тебе про маму? Тогда я тоже молилась, как не в себя, но ни один священник не обращал внимания. Что им какая-то нищая девчонка? Это теперь, когда я одета, причесана, они все подходят, чтобы меня утешить. А тогда меня только бог слышал. И Он послал мне Элизабет.

– Я не верю в бога, – хмуро сказала я.

– А вот и зря! – ответила Мария. – Когда ничего уже не поделать, молитва успокаивает и очищает ум. Фредди это, может и не поможет, но что в том толку сидеть, изводя себя? Ты бы перешагнула свою гордыню, да помолилась. Поплакала бы… Глядишь, так и день пройдет. А завтра может случиться Чудо.

Я не ответила. Марии бог послал Лизель. Нам он так просто помочь не мог.

Вернувшись из госпиталя, та уже не скрываясь, плакала, закрывая лицо рукой. Мария, тут же бросилась к хозяйке. Я тоже бросилась было, но Маркус остановил меня.

– Не надо, Виви, она не любит, когда мы видим ее такой. Идем, я все тебе расскажу, а маме будет лучше побыть с Марией.

– Все плохо? – спросила я.

– Да. Очень плохо. Если ты можешь молиться, молись. Иного нам не осталось.

Не Ланселот

Ночью мне снился сон.

Мы с папой были на пляже в Гремице. Слепило солнце; был сверкающий летний день, и моя кожа пахла маслом и морем. Отец, красивый и загорелый шагал ко мне, держа в руках два рожка с мороженным. И чайки, безопасные и тупые, ходили между пляжных корзин, отыскивая что-то в песке.

– Держи! – сказал он и как в детстве, мягко поцеловал меня в губы закрытым ртом.

И все померкло; вопли чаек заполнили тишину. И сладкий запах мороженого ударил по обонянию. Меня едва не вывернуло; я спрятала руки за спину. Мороженое таяло в рожках и стекало ему на пальцы, а за спиной сидел черный дог, похожий на Ланселота. И я поняла вдруг, что это – вовсе не сон. Отец пришел со мной попрощаться. Он умер. С ним его пес, которого я знала только по фотографиям.

– Не оставляй меня! – выкрикнула я, но голос не был голосом той маленькой девочки. – Пожалуйста, папочка! Не оставляй меня снова!

Он выронил мороженое, бросился со всех ног ко мне.

Дог за его спиной шумно слизывал шарики с асфальта.

– Нет, Цуки! – шептал отец. – Нет, это не Ланселот. У Ланселота абсолютно другие уши…

Проснувшись и осознав, что это был сон, я пулей слетела вниз, едва не кувыркнувшись вниз головой с лестницы. Пересекла пропахший дезинфекцией холл, – произошедшее казалось далеким, ненастоящим, – взлетела по лестнице, ведущей в северное крыло и… обнаружила в малой гостиной Лизель, в слезах сидевшую над альбомом. В руке она держала стакан, гостиная была заполнена сигаретным дымом.

– Что!.. что ты здесь делаешь?

– Фотографии! – перебила я. – Где фотографии Ланселота?

В первый миг она, наверно, решила, что я сошла с ума. Но долгий опыт общения с Джессикой подсказал ей, что с сумасшедшими лучше не пререкаться. Лизель лишь молча перевернула лежащий перед собой альбом и пододвинула его мне.

Там на большом черно-белом снимке два белокурых мальчика стояли, держась за широкий ошейник черного пса. Их макушки едва возвышались над кончиками острых купированных ушей. Я застучала ногтем в альбом, как дятел.

– Вот-вот-вот! Совсем, как он и сказал. У Ланселота другие уши.

– Ты спятила, Жизнь моя? – устало спросила Лизель и шумно втянув в себя воздух, велела. – Открой-ка окно.

Я подчинилась, бездумно, на автомате. У того пса в моем сне уши были висячие. И хотя он был таким же гигантом, как Ланселот, он не был Ланселотом.

– Мне сон приснился, – сказала я. – Как будто бы я и папа были на пляже, как в тот наш последний день…

Лизель внимательно выслушала. Она не была таким восторженным мистиком, как Маркус, но все же верила в сны и предчувствия. Особенно, видимо, верила сейчас.