Се ля Ви! - Соро Кет (2022)

…В дверь постучали: это Себастьян вытащил Криса из его практики и привез к нам. С чемоданчиком полным лекарств, пробирок и инструментов.

Почему ты так, мам?

Джессику кремировали ровно через неделю после самоубийства.

Все формальности уладили Ральф и Филипп, я только пару раз дала показания. Детский лепет, в духе:

– Мы с дядей сидели возле камина, когда услышали крик… Мы бросились к ней, дяде стало плохо… Не знаю, у меня был шок…

Придраться было не к чему, и все это понимали. И от меня отстали. Страховка согласилась платить.

После короткого совещания за моей спиной, Марита и Лизель решили, что будет лучше для всех, если пустить слушок, что Филипп и Джесс давно не жили, как муж и жена. Что он пытался сохранить видимость, во имя чести потомства. И, разумеется, то, что произошло – совсем не шизофрения. Это – непроходящая алкогольная горячка с замесом на дистрофию и ларингит.

По этой причине Штрассенбергов на похоронах не было. Да и сами похороны были сдвинуты почти что на месяц. Всем предстояло забыть, что у Фила была жена и я знала, что все забудут. Пришли по большей части Ландлайены и те, кто имели непосредственное отношение к Джесс.

Из Штрассенбергов были лишь мы, Филипп с родителями и Ральф. Других мы не извещали. Если они и знали о Джессике, то хранили свои познания при себе.

После прощальной службы над урной с прахом, члены семьи в элегантном черном, стояли вокруг часовни. Маленькое деревенское кладбище, на котором традиционно хоронили Ландлайенов походило на декорацию. Ярко-зеленые квадраты травы между идеально ровными прямоугольниками плит. Памятники, даты на которых принадлежали прошлому веку. Эпитафии. Мраморные скульптуры ангелов, плакучая ива над старинной часовней. И фамилия, почти на всех них стояла ее фамилия.

Ландлайен.

Джесс хотела быть похороненной рядом с Альфредом, своим отцом, но рядом с ним уже покоился прах Миркаллы. Из уважения к чувствам обеих женщин, урну с прахом Джесс поместили с другой стороны. И я поняла, что очередная часть жизни пройдена. Отрезана навсегда. Джесс упокоилась рядом с родителями. Она никогда уже не вернется.

И чтобы не видеть убитые горем и запоздалым раскаянием лица Филиппа, Ральфа, отца, я отошла назад и стала рассматривать таблички.

Придет день и меня саму отнесут на кладбище. Запечатают мраморной плитой с надписью Верена Миркалла Элизабет фон Штрассенберг. Рядом с Маркусом. Вдали от матери, вдали от отца. Я запрокинула голову, пытаясь остановить слезы. Плакала ли Джесс, когда ее мать умерла? Сожалела ли о том, что она натворила?..

Потому что я – да.

Всю жизнь я ощущала себя никем. Футбольным мячом, который швыряли из стороны в сторону. Здесь, среди мертвых и живых предков, я понимала, что родилась не мячом, а воздушным шариком. И у меня была нить, которая держала меня. Пусть даже, держала только за тем, чтобы не отдавать Фреду.

Теперь эта нить разорвалась навеки.

Марита то и дело приподнимала вуаль, чтоб промокнуть глаза. При жизни Джессика никогда не была ей так дорога, но графиня всегда была верна долгу. Ей полагалось плакать, и она плакала. Даже какую-то речь толкнула, чтоб меня поддержать.

– Интересно, она способна испытывать хоть какие-то человеческие чувства? – спросила Лизель.

– На публике или без? – процедил Себастьян, оторвавшийся ненадолго от жены.

Марита вскинулась, он ответил разящим взглядом. Они отвернулись друг от друга, как две взбешенные лошади и продолжили стоять рядом. Как и всегда.

И я впервые, пожалуй, присмотрелась к графине. И к графу. И почему-то впервые обратила внимание, как сильно он… ненавидит свою жену. Да, это был один из тех важных, политически выверенных браков, где все были счастливы, за исключением супругов. Но ненависть?.. Я видела, как Марита положила руку на его локоть, – как предписывал этикет. И как Себастьян напрягся, чтоб не стряхнуть ее.