Се ля Ви! - Соро Кет (2022)

– Я лично, – сказала я Марите, – была готова выйти замуж в любой момент. И выносить ему ребенка от Себастьяна, Мартина, Цезаря, от кого угодно! Хоть от дяди Фреда, если понадобится!.. Я была на все готова, лишь бы и дальше принадлежать к семье. На случай, если ты меня спросишь, почему Филипп меня бросил, невзирая на то, что трахал в день смерти матери, – я указала на Ральфа, – причина – он. Это он всегда решал брачные вопросы Филиппа. Своих мозгов у твоего долбодятла нет и никогда не было!

Ральф стиснул зубы, Филипп оскалил свои. Себастьян как-то странно на меня посмотрел. Его я тоже в этот миг ненавидела. Как человека, породившего ЗЛО.

– Ну, если я такой тупой, то и замуж за меня выходить нет смысла! – сказал Филипп, но тут же стух под взглядом Лизель.

– О, это так, – согласилась и я. – Но Штрассенберг не идет против Штрассенберга. И я должна сперва объяснить причины. Конкретно: мы будем делить имущество. Ты и я. Половина твоего дома принадлежит мне! Можешь сжечь его и засыпать все вокруг солью, но жить ты там не будешь! Я гарантирую. И пользоваться деньгами моей матери, тоже.

– Серьезно? – спросил Себастьян. – Теперь она твоя мать?

– Да. И как единственная дочь Джессики, я имею наследственное преимущество перед ее супругом. Как бы даже не семьдесят пять процентов всего-всего. Но я считаю, мы сможем отсудить сто процентов.

– Даже не сомневайся, – негромко сказала Лизель.

– Этого не будет, – тусклым голосом вмешался епископ. – По завещанию Джессики, все ее имущество принадлежит мне. Завещание юридически оформлено, и оно у меня.

Онемев, я обернулась к нему. Как Юлий Цезарь, наверное, обернулся, чтобы взглянуть на Брута, вонзившего в него нож. Даже Лизель на миг обернулась, приоткрыв рот.

– Серьезно? – глухо переспросила я, ощущая, как лицо само собой морщится, а в носу начинает больно щипать от слез. – Ты встанешь на его сторону?

– Я не встану на его сторону. Я просто пытаюсь быть объективным.

– Как он всегда был объективен, – вставила Лизель, крутя свои кольца. – Ты не переживай. Если вдруг решишь покончить с собой, я похороню тебя на другом конце кладбища. Пускай побегает потом по жаре, с его больным сердцем…

Я расплакалась, ненавидя всех их. Отца, Филиппа, Лизель, которая заставила меня идти на поклон, вместо того чтобы сразу же разорвать с Филиппом. Расплакалась, презирая саму себя. За то, что слаба. За то, что они меня такой видят.

– Вытри сопли! – сухо велела Лизель и протянула мне носовой платок. – Даже у твоей матери, сгнои господь ее душу, хватило выдержки дождаться момента и отомстить. Ты все еще моя внучка! Я не желаю видеть тебя в соплях!

– Не говори так, – сказал отец.

– Заткнись, а?! – рявкнула я и с ненавистью подумала: господи, почему ты не прибрал и его?

И показалась такой напыщенной и ненужной вся моя истерическая возня во имя него с собакой, которая привиделась мне во сне. Жаль, что нельзя отвезти своего папашу в питомник. Или, вообще, в лес.

– Знаешь, Маркус, я должна перед тобой извиниться. Я думала, что со мной несправедлив и строг ты.

Маркус лишь закатил глаза и коротко поджал губы.

– Я понимаю все, что ты чувствуешь! – заговорил епископ чуть ли не умоляюще. – Но ты не соображаешь сейчас, что делаешь… Если ты пойдешь в суд, ты выставишь себя на посмешище. Ты все потеряешь, Виви!

– Я сказала тебе: заткнись! – ударив ладонями по столу, я обернулась к епископу. – Я и так посмешище! Потомок трех сразу самоубийц. Если ты думаешь, я тебе все это забуду или прощу, ты глубоко ошибаешься! Не забывай, что я там была! И помню, как все мы просили и умоляли не привозить Джессику, а ты все равно привез!

Лизель перестала крутить свои кольца.

– Хороший поворот, – одобрил Себастьян. – Пойдешь против своего отца?