Разрыв не по шаблону - Тамара Шатохина

— Не важно, — пошла на попятную молодая жена.

— Лена, а для чего тогда? Я думал — по той же причине, что и я, то есть по любви.

— Это само собой, но детей пока не будет. Потом, ладно? — ластилась она.

А он, ошарашенно вникая в явный и скрытый смысл её слов, первый раз не почувствовал в себе отклика. И впервые ощущал какое-то неудобство и неловкость, принимая её ласки. Улавливал фальшь, как она — едва слышный аромат. Такой… тщательно скрываемый, тончайший нюанс неискренности и неестественности. Да просто! Он будто со стороны увидел, как искусно им манипулируют, используя все подручные средства — красоту, ум, талант к игре и его любовь тоже — как средство.

Нет, он не разочаровался сразу же и не перестал любить в тот же миг. Просто открылись глаза и стали видеть всё, как оно есть. И семейная жизнь потекла «на автомате». Позавтракав, расходились по работам. Где-то там обедали. К ночи возвращались в чисто убранную домработницей квартиру и ужинали тем, что она приготовила. Душ, спальня… В общем и целом, неплохо жили — и вечером было о чем поговорить, и в спальне не только спали. Больше ничего не выясняли и не предъявляли, словно поговорив тогда, поставили точку. На чём и насколько жирную — ещё предстояло выяснить.

А потом Лена вдруг засуетилась… всполошилась Галина Львовна. Сразу забеспокоились и мужчины — отец и муж, и потребовали ответа — в чём дело? Почему — слезы и нервы? Зачем вдруг большие деньги и необходимость поездки за границу? Так стало известно о климаксе.

Алексей, конечно, расстроился, но в основном — за Лену. Ничего трагичного в случившемся он не видел — знал нормальные и вполне счастливые семьи совсем без детей или взявших малышей из детского дома и благополучно вырастивших их. Кроме того, ещё возможно было гормональное лечение. И не сказать, чтобы сам он так уж стремился стать папой.

Потух не он, а несостоявшийся дед, но как оказалось, совсем по другому поводу.

— Теперь готовься, сынок — начнется самое страшное. Надо знать баб…

— Да что начнется? Я поговорю с Леной, успокою…

— Ну, поговори… поговори. Только я проходил уже и знаю… И сбежал от этого в работу и Ленка у нас уже была. А ты же бегать не станешь? Вот на тебя оно и рухнет.

Рухнуло — началось…

Когда человек здоров, он может быть недоволен какими-то посторонними вещами, но направленность своего недовольства оценивает более-менее адекватно. А когда болен… уже зависит от человека.

— Держись, Лёшка, — подбадривал его тесть, — или беги куда глаза глядят, потому что никуда оно не делось — притушил ты немного отношением своим, любовью, — неловко хмыкал он, — а сейчас всё из неё и полезло — то, что Львовна вложила. Но на шесть лет её хватило, а это много, Лёша. И за это поклон тебе. Может и наладится ещё… сейчас медицина шагнула далеко вперед и деньги у нас есть. Только, сынок… не бросай меня в старости. Ну… это если придется, конечно, — неловко отворачивался тесть.

Не наладилось. Гормональной терапией слегка отсрочили и только. Что-то не срослось, что-то там не складывалось. А потом был очень серьезный разговор и всё стало предельно ясно. Лена ответственно лечилась не для того, чтобы стать матерью, а потому, что боялась раннего старения. О детях речи не шло вообще.

— Не все видят в этом своё призвание и счастье, Лёшенька. Так почему я должна принуждать себя, скажи мне, пожалуйста? Ну, хочешь…? Пускай тебе родит кто-то еще. Что ты так смотришь? Что я такого сказала? Искусственное осеменение и суррогатная мать… или это уже будет не суррогатная? — задумалась Лена.

— Почему — не ты? Тогда давай это будут твои клетки? Причина же в том, что беременность испортит внешность? Хорошо, я согласен на суррогатную мать, но ребенок будет наш.