Почувствуй - Алейна Севимли (2022)

— Ты как-то заходил с какой-то девушкой, Кадер тогда ещё расстроилась, — припоминаю я день нашего знакомства, и сердце сжимается в груди, но не больше, чем от мысли, что он поквитался с ней. Пусть любит кого угодно, только пусть останется жива.

— Это так, уверен, что больше никогда в жизни не видел её. Ты знаешь как это, после отъезда Кадер у тебя было много подобных, но соглашусь, те были на ранг выше моих любовниц. Знаешь, в какой-то момент я решил, что если заставить себя, то можно полюбить кого-то другого, я выбрал Кадер. Я вновь пытался ей понравиться, пытался сделать всё, чтобы она понравилась мне. Но я больше раздражался, начинал ненавидеть себя.

— Прошу тебя, скажи мне, где Кадер?

— Понятия не имею, куда-то сбежала, — сообщил он, и опустил глаза. Он врал.

— Ты ведь любил Себахат, любил. Ради неё убил людей. Я люблю Кадер ничуть не меньше, скажи мне, где она.

— Ты ведь никогда не простишь себе её смерти? — Он не поднял глаза, уголки его губ немного приподнялись.

— Не прощу.

— И я не мог простить, но я хотя бы отомстил, ты тоже можешь это сделать.

— Ты убил её? — Вмешался Танер.

— Хорошо, я понимаю твои чувства. Если ты так хочешь посмотреть на неё, я могу дать координаты, где нужно копать.

В ушах что-то шумит, затем ударяет резкая тишина и противный писк. Я услышал то, что боялся услышать.

Глава 65. Кадер

Под землёй жутко холодно. Не важно, зима наверху, или весна, а в моём случае почти лето, осталась всего пара недель, но я уже ничего не увижу, земля всё равно холодная.

Я не была любимой рабой Аллаха, иначе бы умерла сразу, не мучаясь, не размышляя о жизни и смерти, просто умерла бы, погребённая в землю.

Когда я родилась, отец настаивал, чтобы я стала мусульманкой, неважно жили мы в России или в Турции, отец считал меня истинной турчанкой, хотя я совсем не переняла их черты, ни внешности, ни характера.

Там, где мы жили, не было мечети, я посещала это место в раннем детстве, отец возил меня в город покрупнее, в целом, я жила с верой в сердце, но редко молилась, не носила платка, и не имела в доме Коран.

Я всегда спокойно относилась к религии, не отрицала существования богов, наоборот, я признавала все религии, считая, что у каждого божества свои люди и свои земли. За всю свою жизнь я почти никогда не обращалась к богам, ни с просьбой, ни с каким-либо упоминанием. Мне казалось, у людей есть проблемы серьёзнее моих, пусть боги помогают этим людям, тем, кто больше в этом нуждается. Незачем привлекать к себе внимание, если мне послали какие-то испытания, значит, я могу с ним справиться.

И только сейчас, оказавшись под землей, я ежесекундно обращалась с мольбами к небесам. Я молилась не за спасение, а за смерть.

Я не погибла, и меня не закопали в могилу. У меня нет объяснения, почему Хасан не сделал этого. Так же и не было объяснений, почему тот удар в голову не стал последним.

Я потеряла много крови, простынь, в кою замотал меня убийца, насквозь пропиталась кровью, мои частицы остались и в ворсе обивки багажника. В какой-то момент рана начала обрастать коркой, она не была глубокой, он не смог со всей силы проломить мне череп, как и не смог добить меня после.

Хасан оставил меня в чём-то вроде погреба, во всяком случае, это было помещение из кирпичей, под землей, ибо я точно помню, с каким трудом он спускал меня по лестнице, хотя сейчас её перед собой не видела, она скрывалась в другой комнате, за дверью.

Где-то в углу хранился скудный урожай, на стенах расположены полки, на них всего несколько банок, с какой-то жидкостью, и варенье.

Я тоже походила на полку, ибо тоже была прикована к стене, только не на шурупы, а на собачью цепь. Правая рука всегда пристёгивалась к стене, я уже не чувствовала её, слишком долго она находилась в неестественно подвешенном положении.