Любовь и другие слова (ЛП) - Кристина Лорен

Шон легко улыбается и подмигивает мне. — Я думал, я твой самый старый друг?

Все сердечно смеются над этим, и Шон отпускает руку Эллиота и поворачивается, чтобы поцеловать меня в губы. И серьезно, какого черта? Шон ревнует или нет? Это застает меня настолько врасплох, что я даже не закрываю глаза, которые переходят на лицо Эллиота. Его грудь смещается назад от силы шокированного вдоха. Он приходит в себя, быстро отходит в сторону, садится рядом с Фиби и Дэйвом и представляется. Когда Шон отходит от меня, я слышу глубокий тенор голоса Эллиота, спрашивающего, что рисует Фиби.

Ностальгия овладевает моими мыслями, возвращая меня в те времена, когда Эллиот вот так же сидел с малышом Алексом, нежно наблюдая за ним, тихо хваля. Теперь он берет карандаш, спрашивая, покажет ли она ему, как нарисовать цветок, как это делает она.

— Взрыв яичников, — бормочет Сабрина мне на ухо, делая вид, что целует меня в щеку.

— Что — то вроде этого, — шепчу я, вытирая руки о джинсы. Кажется, я действительно вспотела.

Мы распаковываем еду, раздавая всем сэндвичи, напитки и фрукты. Разговор стихает, как только Никки начинает говорить о баскетболе, потому что Дэйв сам бывший баскетболист, и слава Богу, что они двое здесь, потому что они несут в себе энтузиазм, необходимый для любого хорошего пикника. Когда Вив просыпается, Фиби берет ее на руки, и радость в ее глазах превращает нас в воркующих обожателей. В общем, все идет так, как и должно быть на пикнике: еда, разговоры, несколько небольших сражений с насекомыми и полудискомфорт от сидения на одеялах в траве.

Но в моем сердце произошло нечто непоправимое. Это сотрясение моих убеждений началось с секса, который я едва смогла получить с Шоном прошлым утром, и продолжилось сегодня, когда они двое здесь. Я знаю, что Сабрина замечает взгляды, которыми мы с Эллиотом не можем перестать обмениваться. Может быть, она тоже замечает, как мы с Шоном почти не общаемся.

Это поражает меня в такое странное время, что Эллиот здесь, он здесь. Он снова передо мной, доступен. Я могу протянуть руку и коснуться его. Я могу подползти к нему, забраться к нему на колени, почувствовать тепло его рук вокруг меня.

Он все еще может быть моим.

Почему у меня не было такой реакции, когда я должна была — две недели назад?

Я перебираю в памяти все, что произошло со мной после нашей размолвки, и, кроме смерти отца, больше ничего не кажется таким уж значительным. Как будто жизнь остановилась, я двигалась вперед, делала дела, но не жила по — настоящему. Это ужасно или фантастика? Я понятия не имею.

Рука Сабрины ложится на мою руку на покрывале для пикника, и я встречаю ее взгляд, удивляясь, как много она читает на моем лице.

— Все в порядке? — спрашивает она, и я киваю, заставляя себя улыбнуться и чертовски желая, чтобы я в это поверила.

Тогда

Двенадцать лет назад

Единственная причина, по которой я продержалась весь первый и большую часть второго курса, — это Эллиот и готовность отца проводить почти каждые выходные в Халдсбурге. Выходные, которые мы проводили там, были посвящены чтению, прогулкам по лесу и иногда выездам в Санта — Розу. Однажды мы с Эллиотом даже выбрались вместе на концерт в Окленд. Эллиот был больше семьей, чем другом, но со временем он тоже стал в некотором смысле больше личностью, чем семьей.

Но вся эта близость означала, что всякий раз, когда мы пропускали выходные в хижине, промежуточные недели казались бесконечными. Мы оба хорошо учились в школе, но я ненавидела социальное позерство и политику школьной дружбы. Никки и Дэнни относились к этому так же, и всегда были ноль драмы — мы каждый день обедали вместе, как группа изгоев по выбору, сидя на покатом участке травы и наблюдая за разворачивающимся хаосом.