Любовь и другие слова (ЛП) - Кристина Лорен

— Много? — спросила я, искренне любопытствуя.

— Полагаю, это зависит от твоего определения 'много'. Я пятнадцатилетний парень с потрясающим воображением. Это должно ответить на твой вопрос.

У меня было такое чувство, будто мы открыли дверь в новый коридор, ведущий в новую комнату, в которой было все новое. — О чем ты думаешь? Когда ты это делаешь, я имею в виду.

Мое сердце стучало отбойным молотком под ребрами.

— Поцелуи. Прикосновения. Секс. Части, которых у меня нет, и то, что люди делают с ними, — добавил он, взмахнув бровями. Я закатила глаза. — Руки. Волосы. Ноги. Драконы. Книги. Рты. Слова… губы… — Он запнулся и снова зарылся носом в книгу.

— Вау, — сказала я. — Ты сказал драконы?

Он пожал плечами, но больше не смотрел на меня. Я с любопытством посмотрела на него. Упоминание книг, слов и губ не ускользнуло от моего внимания.

— Как я уже сказал, — пробормотал он, листая страницы, — у меня потрясающее воображение.

Сейчас: Суббота, 14 октября

— Ладно, возможно ли, что я начинаю ценить свои скрабы? — простонала я.

Шон просовывает голову в спальню. — В чем проблема, детка?

— Ни в чем, — говорю я, бросая еще одну рубашку в кучу брака на кровати. — Просто я не видела некоторых из этих людей целую вечность. И у нас будет пикник. Мне нужно выглядеть мило и задорно, потому что я никогда не ношу настоящую одежду. Мне кажется, я забыла, как одеваться.

— Я думал, ты нарядилась на ужин с ним на прошлой неделе?

— Я имею в виду не только Эллиота.

Игривая ухмылка Шона говорит мне, что он считает меня полной дурой, и это заставляет меня рассмеяться, но тут же дает мне паузу. На самом деле, дело не в том, чтобы выглядеть мило и задорно для Эллиота; он видел меня во всем, начиная с формальной одежды и заканчивая неуклюжими комбинезонами и вообще без ничего. Может быть, это просто девчачья особенность — и объяснение этого звучит абсурдно, — но я хочу выглядеть мило для своих подруг. Но если Шон думает, что я мучаюсь над тем, что надеть для Эллиота, разве это не должно его хоть немного беспокоить?

Видимо, нет, потому что он выныривает обратно и возвращается к корзине с едой, которую собирает на день. Мне нравится, как сильно он любит готовить, особенно потому, что это прямо пропорционально тому, как сильно я это ненавижу.

Я слышу, как он что — то тихо бормочет, а потом входит Фиби, делает прыжок и взлетает на кучу одежды посреди пледа.

— Когда мы идем в сад Боянглс?

Я целую ее в лоб. — Ботанический. И мы уезжаем в… — Я смотрю на часы на тумбочке. — Уф, двадцать минут.

— Мне нравится, что на тебе надето, — говорит она, неопределенно махнув рукой в мою сторону. — Папа говорит, что это расточительно, когда я слишком часто меняю одежду.

Бывают моменты, когда я чувствую, что это моя работа — передать Фибс какую — то феминистскую мудрость, но, как обычно, Шон опережает меня.

Потеряв интерес к моей модной дилемме, она резко переворачивается. — Я голодна.

— Хочешь, я принесу тебе что — нибудь? Там раньше была клубника.

Она морщит нос. — Нет, спасибо, я попрошу папу.

Она встает, как раз когда Шон звонит из другой комнаты, услышав нас: — У меня есть банан, который ты можешь съесть. Вся клубника уже собрана для пикника.

И прежде чем я успеваю что — то сказать ей, Фиби уже выходит за дверь и возвращается в другую комнату. Если подумать, то за всю неделю я провела с ней не более получаса. Я всегда говорю себе, что просто присутствие мамы — это очень важно для нее, но, как мы только что убедились, так ли это? И нужно ли ей это? Я наполовину задаюсь вопросом, было ли то, что Шон пробормотал ей перед тем, как она вошла, напоминанием о том, что ей нужно сделать так, чтобы я чувствовала себя здесь желанной гостьей, и зайти поздороваться.