Любовь и другие слова (ЛП) - Кристина Лорен

— Я был одержим, он был неряшлив. — Еще один благодарный гул. — Я выучил латынь, а он общался в основном на ворчании и хмурился. — На этом я присоединяюсь к искреннему смеху. — Но каждый, кто нас знает, понимает, что у нас есть одна важная общая черта. — Эллиот бросает короткий взгляд на меня, боковым зрением, как будто не может удержаться, а затем снова на Андреаса. — Когда мы любим, мы любим во имя добра.

Эмоциональный ропот прокатывается по комнате, и мое сердце растворяется в лужице теплого меда.

— Андреас встретил Элзу, когда ему было двадцать восемь. Конечно, у него и раньше были девушки, но ничего подобного. Однажды в субботу он вошел в дом мамы и папы с физически обветренным лицом. Глаза расширены, рот открыт, Андреас потерял способность говорить на своем обычном, очень базовом словарном запасе. — Снова поднимается смех, ликующий. — Он привел ее домой на ужин, и можно было подумать, что он пригласил английскую королеву. — Эллиот улыбнулся матери. — Он ворчал на маму, что она приготовит. Он пилил папу за то, что у него все время не идет игра 'Девятки'. Он ворчал на меня за то, что я не делаю что — то странное, например, не цитирую Кафку или не показываю фокусы с зеленой фасолью. Для человека, который никогда добровольно не убирался в собственной спальне, такое дотошное поведение было примечательным.

Моя улыбка широко расплывается по лицу; легкомысленная, влюбленная линия разлома.

— И с тех пор он был таким же внимательным, верным и преданным каждый день. Четыре года я наблюдал, как ты влюбляешься все сильнее. Сказать, что Эльза хорошо подходит Андреасу, значит преуменьшить. Очевидно, она любит мясные головы. — Смех. — И, видимо, мы ей тоже очень понравились.

Эллиот поднимает свой бокал, тепло улыбаясь своему брату и новой невестке. — Элс, добро пожаловать в нашу семью. Я не могу обещать, что она будет спокойной, но я могу обещать, что ты никогда не будешь так любима, как когда вернешься к нам домой.

Раздаются аплодисменты, звенят бокалы. Эллиот наклоняется, чтобы обнять их обоих, а затем возвращается на свое место рядом со мной.

Под столом он берет меня за руку. Его рука дрожит.

— Это было потрясающе, — говорю я ему.

Он наклоняется и улыбается, откусывая свободной рукой кусочек лосося. — Да?

Я наклоняюсь и прижимаюсь губами к его. Они теплые и немного шершавые, как мягкая наждачная бумага. Это все, что я могу сделать, чтобы не обнажить зубы и не укусить его за малейший кусочек. — Да.

Когда мои губы отрываются от его губ, на них остаются двойные лепестки помады. Я тянусь вверх, неохотно размазывая ее большим пальцем. Мне вроде как понравилось. Эллиот продолжает есть, улыбаясь мне, пока я вожусь с ним, и никогда в жизни я не чувствовала себя такой блаженной.

Ощущение пузырчатое, как от выпитой рюмки — то, как она согревает путь от горла до желудка. Но здесь все кажется теплым. Я притягиваю его руку к себе поближе, к себе на колени, высоко на бедро. Он останавливается с вилкой на пути ко рту, посылая мне лукавую улыбку, но затем берет кусочек и жует, наклоняясь влево, чтобы прислушаться, когда Андреас стучит его по плечу.

Начинается музыка для первого танца, и Андреас с Элзой встают, выходят в центр зала, танцуют соло всего несколько тактов, прежде чем диджей вызывает всех. А потом выходят мисс Дина и мистер Ник, а затем и родители Элзы. Эллиот смотрит на меня, приподняв бровь в явном вопросе… и вот мы начинаем.

Он ведет меня к месту в центре танцпола, обхватывая меня рукой за талию, пока я не оказываюсь прямо напротив него: грудь к груди, живот к животу, бедра к бедрам.

Мы раскачиваемся. Мы даже не танцуем. Но наша близость воспламеняет мое тело, и я чувствую, что и его тоже. Прямо напротив меня, он наполовину тверд, его поза демонстрирует голод, который он испытывает.