Подсолнух - Ирина Воробей

Зато на вкус капучино Татьяне понравился. Следующий глоток она сделала с осторожностью, предварительно подув на густую пенку сверху. Парень пережевывал половину бутерброда, активно двигая челюстями, отчего по пустой щеке забегали выступающие жилки. Татьяна уставилась на эти жилки, потом опустила взгляд на горло, снова залюбовалась кадыком и двумя облегающими его упругими мышцами шеи, упирающимися в ямочку ключицы. Длинная кость соединялась с рельефным плечом. Татьяна скользила дальше взглядом по обтянутым кожей бугоркам мышц, разглядывая вырисовывающие их тени. В животе разожглось желание быть схваченной силой этих рук. Его подогревали далекие, но ясные воспоминания о том, как она целовала эту шею и эту ключицу, оставляя багровые засосы на тонкой коже. Чтобы страсть в ней не разбушевалась, девушка с неохотой отвела глаза на бутерброд из порезанного треугольниками белого хлеба с тонкой прослойкой пахучего соуса и худым ломтиком серого мяса.

— Сколько стоит ремонт? — спросила она, чтобы наверняка добить проснувшееся возбуждение.

— Не знаю, — пожал плечами Вадим, сунул вторую половину сэндвича в рот и, продолжая жевать, добавил. — Я все равно не собираюсь ее ремонтировать.

— Тогда какого?..

В гримасе девушки смешались одновременно недоумение и негодование. Парень оставался невозмутимым и с аппетитом поглощал невкусный хлеб с безвкусной индейкой.

— Ущерб нанесен. Его надо возмещать. Я предпочитаю брать натурой, — ухмыльнулся он, пряча за щекой не дожеванный кусок пищи.

Девушка недовольно отвернулась, поняв, что случай безнадежен, а про себя подумала: «Пожалуйста, выбери секс», хотя сильно сомневалась, что так легко отделается.

Они быстро покончили с бутербродами. Пока Вадим расплачивался за бензин, Татьяна посетила уборную. Затем, поблагодарив заправщика деньгами, они снова сели в машину и поехали дальше.

На трассу уже опустилась ночь. Впереди под светом фар виднелся только клочок серого бетона с белой пунктирной полосой посередине да отрывки окружного леса, чередующегося с широкими безлюдными полями. Девушку клонило в сон, даже после кофе, но водитель тормошил ее, чтобы не заснуть самому. Они болтали о разном, совсем как раньше. Парень рассказывал нелепые истории. Татьяна над ними смеялась. Словно договорившись, они не касались ничего, что было связано с побегом. Вадим не пытался заговорить об ее отце. Татьяна не пыталась больше извиняться. Когда у него закончились дурацкие истории, она рассказала парочку своих, в том числе, про финальное испытание в «Дэнсхолле», над чем он долго и безудержно хохотал, пока чуть не съехал на встречку. Потом она почему-то заговорила о том, как они работали над номером для Ладиного школьного конкурса, плавно перешла на работу с Ариной и сильно увлеклась этим, разъясняя все до мельчайших подробностей.

— Мать тебя нахваливает, кстати, — усмехнулся Вадим в боковое зеркало, в котором из-за темноты ночи почти ничего не было видно.

— Правда? — встрепенулась Татьяна и посмотрела на него, ища подтверждение словам. — Что она сказала?

— Сказала, что ты не безнадежно тупая, — посмеялся парень.

Она скуксилась и отвернулась.

— Что? Это хороший комплимент от моей матери.

Он весело поглядывал на нее украдкой, чередуя виды из окна на дорогу с ее надутым лицом.

— Конечно, она так ко всем танцовщикам относится, — пробормотала девушка, съеживаясь на сиденье. — Мы просто безмозглые голые тела, двигающиеся под музыку. И не только она так думает.

Ей давно уже было холодно, а теперь от Арининой похвалы стало совсем зябко. Она сбросила кроссовки и, сложив ноги в коленях, подняла их на сиденье, а руки спрятала между бедрами и корпусом.

— Да нет, — протянул парень, откидывая голову на подголовник. — Не знаю, как остальные, но мать так, навряд ли, думает. Она же сама танцовщицей была когда-то.

Татьяна округлила глаза и уставилась на него.