Понарошку? - Ирина Воробей

Она выдавила улыбку. Головой понимала, что нельзя не определить любовь в себе. Это слишком явное чувство, чтобы в нем сомневаться. А если есть сомнения, то, скорее всего, это и не любовь вовсе. По крайней мере, ей четко удавалось разграничивать любовь от всего остального.

– Ты не мог всегда меня любить, – заключила Саша с толикой обиды и повернулась на левый бок, чтобы прижать сердце, не дать ему выпасть или вырваться. – Мы же детьми были. А потом столько лет не виделись.

Золотов плотно сжал губы и отвернулся к окну. У него за кадром послышались множественные шаги, словно целая делегация прошла мимо. И быстро стихли где-то внизу. Мужские голоса и одинокий женский смех среди них донеслись до Сашиных ушей через динамик.

– Мне тоже кажется это тупостью, – парень усмехнулся кисло, не поворачиваясь. – Нельзя же в четыре года взять и полюбить человека на всю жизнь.

Он прикусил указательный палец и закаменел. Вышла бы неплохая современная вариация «Мыслителя», подумалось Саше. Несмотря на все она сейчас любовалась Золотовым. Находила в этом упоение, пусть и не спокойствие.

– Но так странно, – продолжил парень. – Я все эти годы о тебе думал и мысленно с тобой разговаривал. По сути, сам с собой, разумеется, но… теперь я могу говорить с тобой настоящей и… – вернул ей взгляд, в котором пряталось удивление, – делаю это так же, как в своей голове. Самому не верится.

Он улыбнулся. Саша непроизвольно схватилась за сердце. Казалось, оно сейчас вылетит пушечным снарядом, разломив грудную клетку, и устремится к Золотову, окрыленное любовью. Фантазия пронеслась перед ее глазами радугой и осветила душу. И язык онемел.

– Извини за херню, что я сказал тогда в туалете Лужину, – в голубых глазах вырисовывалось искреннее раскаяние и нагота. Он, наконец, позволил прочитать себя. Саша делала это взахлеб. – На самом деле, я это ляпнул, лишь бы… перед самим собой выпендриться, что ли. Доказать, что я уже не тот молокосос, который к тебе привязался.

Саша захотела его расцеловать всего, как плюшевого, но технология не позволяла. Он был всего лишь плоской картинкой на экране без объема и запаха. Хотя она легко воспроизводила в памяти коричный аромат и сейчас мысленно им дышала.

– Но знаешь, все равно немного обидно, что ты обо мне даже не вспоминала, – Золотов взглядом просверлил ее лицо.

Под маской не было видно румянца, но Саша краснела обильно и покрывалась нежными мурашками. Расплылась в улыбке, которая ей казалась идиотской и свернуть которую не хватало сил. Наконец, смогла ответить:

– Зато влюбилась опять с первого взгляда. Возможно, по старой памяти.

– Или тупо во внешность, – он закатил глаза и опять отвернулся к окну, зачесав волосы назад. Скулы напряг, стиснул челюсти.

– Сперва. Теперь-то я тебя знаю, – Саша прильнула к камере глазом, разглядывая его как в лупу. – Вблизи ты далеко не идеален. Вон у тебя одно ухо торчит больше другого, и правый глаз чуть ниже левого. И даже нос оказывается кривоват. Кончик смотрит в сторону. Ну, ничего, и таких можно любить.

Золотов рассмеялся, но не смутился. Оставил на лице фирменную ухмылку, донельзя сексуальную. Даже вкупе с фингалами и ранами. У Саши аж слюнки потекли. И смазка.

– И как ты определяешь, что любишь меня? – он перекинул голову набок и воткнул в девушку острый прищур.

Она перевернулась на живот, упершись локтями в подушку.

– Ты все еще сомневаешься в своих чувствах? – не дав ему ответить, протянула в шутку недовольно. – Ну, окей, давай сравним.

Саша раскрыла широко глаза и уставилась на него с азартом.

– Я буду спрашивать, а ты решай, есть в тебе это или нет.

Золотов кивнул.

– Думаешь обо мне постоянно?

Он посмотрел вверх и повел сначала одним, потом вторым плечом.

– Нуу… часто, да, – загнул большой палец на растопыренной ладони.

– Скучаешь без меня?

Поверх положил указательный и буркнул:

– Ты заставляешь.