Оресту очень хотелось узнать, с кем танцует эту кадриль Софья Павловна. Он почти был уверен, что с Огневым, но все-таки какая-то тайная надежда утешала его, что, быть может, он и ошибается. Проиграли ритурнель; ходившие по зале пары разбились, диванчики опустели, кавалеры засуетились, бросившись отыскивать своих дам. Загрохотали стулья, на них явились положенные шляпы, веера; из гостиной стали выползать танцующие пары. Осокин не ошибся: Софья Павловна появилась с Огневым, и заняла место невдалеке от Ореста. Она была весела, болтала без умолку и тем еще более бесила моего бедного героя; воображение его до такой степени разыгралось, что он даже подметил как будто насмешливый взгляд, брошенный на него Софи, и затем оживленный разговор с Леонидом Николаевичем и Соханской; Орест не выдержал и ушел в гостиную.

Там встретил его один из крупных железнодорожных деятелей, приятель его дяди, приехавший по делам в Р. и имевший уже случай видеться с молодым человеком.

— Орест Александрыч, вы свободны? — спросил его туз.

— Свободен.

— Так сядем, да потолкуем.

Они уселись.

— Хочется это вам тянуть лямку на государственной службе? Ведь жалованье-то чай маленькое получаете?

— Для меня совершенно достаточное, — нехотя отвечал Осокин.

— Достаточное! — усмехнулся железнодорожник. — Тысчонку какую-нибудь.

— Тысячу пятьсот.

— Ну какие это деньги! А работы-то чай страсть?

— Даром жалованье, конечно, платить не станут.

— Вот что, Орест Александрыч: с дяденькой вашим я давно и близко знаком, о вас только одно хорошее слышу — так хотелось бы мне кой-что получше чиновничьего дела вам предоставить… Поступайте к нам.

— На железную дорогу?

— Да; местечко мы вам тысчонки на две с половиною найдем, работы свыше сил не спросим… Соглашайтесь-ка!

— Я от дела не бегаю и трудиться везде готов, но буду ли я годен к той службе, на которую вы меня предназначаете?

— Об этом не беспокойтесь: служба не Бог весть какая, живо к ней привыкнете.

— Потом… вакансии, вероятно, все заняты?

— Для вас найдем!

— Но я не желал бы, чтобы для меня лишили кого-нибудь места.

— И не лишим; мы вам сочиним местечко.

— Как сочините? — изумился Осокин.

Туз рассмеялся.

— Вот и видно, что вы еще совсем молодой человек: все-то вас удивляет! Да что ж тут трудного сочинить местишко в две-три тысчонки, когда мы миллионами акционерских денежек ворочаем? Вздор, сущий вздор!.. А дяденька ваш нам за это спасибо скажет и сам, в свою очередь, нам в чем-нибудь услужит.

— Но, значит, подобное место ни на что не нужно, коли его можно сочинить и уничтожить по произволу?

— А если бы и так — вам-то что?

— А то, — вставая, возразил Орест, — что на таком месте и обязанностей определенных нет; следовательно, зависишь не от дела, а от людей, а это, воля ваша, должность не совсем удобная.

— Господи помилуй! Да что ж из этого? Ваше дело деньги получать, а наше работу давать, — вот и все. Ну, пришла нам фантазия две-три тысячи платить за то, чтобы вы контролером фонарей числились, что ли, — ну и берите! Какие тут могут быть еще тут разговоры?

— Нет-с, благодарю за предложение, а только им я не воспользуюсь; сочиненных мест мне не надо и даром денег брать я не стану.

Осокин повернулся, чтобы идти.

— Куда же вы? — остановил его железнодорожник. — Эдакой горячий! Посидите, потолкуем еще малость.

— Дама меня ждет… Вон и вальс кончили, пора.

— С Богом, коли так! А вы подумайте, — усмехнулся туз и пошел к одному из карточных столов, решительно недоумевая, как могут в наше время существовать глупцы, подобные Оресту: «Из-за десяти рублей в месяц другой пороги обобьет, пол в моей передней от просителей, из крашеного в стойло обратился, а тут двести навязываешь и еще артачится! Ну, добро не надо бы было, а то ведь знаем доходы-то его!»