Бабочка на запястье - Анель Ромазова

Попеременно то, жжет, то обмораживает. Контрастными струями растряхивая туман сонливости и ломоты в висках. А вот про покайфовать, ни единого намека. Бодрит. Обернувшись огромным полотенцем, снимаю с запотевшего зеркала пленку и рассматриваю себя.

Почему я нужна коллекционеру? Что во мне мог увидеть маньяк, чтобы так одержимо пытаться достать? Зачем все эти игры? Невинные люди попадающие в оборот его зверской тяги. Я же не задумывалась, сколько человек залипнут, по краям его паутины. Зачем все это? Ради куска плоти и минутного удовольствия. Ради больной прихоти одного человека. Что делать дальше? Где его искать?

Не найдя ответа на свои вопросы, возвращаюсь в комнату. Дамир перед окном затягивает айкос. Наплевав на отголоски боли, приближаюсь и поднимаю его свитер, ногтями царапая спину. Такой высокий, сильный. Стою рядом, все проблемы отступают на далекий план.

Сдвигаюсь, укладывая ладони на рельеф кубиков пресса. Мышцы покато сокращаются, нагнетая трепет внизу моего живота. Целую поверхность его кожи между лопатками. Запах, проникая в легкие, растворяет душевный сумрак.

— Спасибо, что ты есть….У меня … никого кроме тебя…никогда, Дамир — запускаю свои признания ему под кожу. Глубоко хочу.

Так же как ношу его в себе. Нуждаюсь, больше эмоционально, чем физически.

___________________________________________________________________

таймлапс(1) — эффект замедленной съемки в кинематографе.

Глава 40

Арина Круглова (семь лет назад) Санкт — Петербург.

— Об этом не может быть и речи. Тебе всего лишь семнадцать, — Виктор хмурится, со стуком отбрасывая ложку, которой размешивал кофе, — Почему тебе взбрело в голову жить отдельно? Чем плохо с матерью?

— Это не мать — одно название. Сам же знаешь, что она терпит меня, чтобы сосать из тебя деньги.

Надоедает этот фарс. Разговоры с Сотниковым всегда таким и являются. Бесконечный репид, одной и той же серии дебильного фильма.

— Это не правда. Илона хоть и дура, но к тебе привязалась, — высказывает очередную заготовку из его набора шаблонов.

Впиваюсь ногтями в ладонь до красных отметин, чтобы внешне казаться спокойной.

— Забыл добавить, как к родной. Почему мне нельзя увидеться с Евой?

— Она про тебя не знает. Я не хочу ее тревожить.

— Когда-то же придется, разбить стеклянный колпачок, в котором вы ее держите. Да и вообще, как знакомство с сестрой, может ей навредить. Это неправильно Виктор, — кривится от такого фамильярного обращения.

— Абрамович. Виктор Абрамович, — поправляет.

— Денег дай, Абрамович.

— Я вчера перевел на счет твоей МАТЕРИ кругленькую сумму, вот с нее и требуй, а капризам избалованной идиотки, я потакать не буду, — акцентирует статус женщины с которой я живу. Родство же по факту ограничивается записью в документах.

— А вот тут можно пояснить. Чем это я избалована, и точнее кем. Уж не тобой ли папочка.

— Я тебе не папочка.

— Странно, а в свидетельстве говорится другое. И мы оба знаем, что это фикция, как и наша с Евой жизнь. И только у меня хватает смелости, говорить об этом прямо.

— Замолчи!!

— А если нет? Что тогда будет? Лишишь карманных? Так вот огорчу тебя, мне на это насрать. Найду как добраться до Стивена Уорда и все ему выскажу, вот тогда и посмотрим, как запоет его верная шавка, — выплевываю каждое слово и не жду ответную реплику.

Зацепив сумочку ухожу. Даже ни капли не сомневалась, что зажмет бабки. Паскуда. Получает же дохрена. А копейки не выделит на карманные «любимой дочери». Ненавижу тварь.

Гнев душит до такой степени, что почти ослепляет. Не замечаю, как добираюсь до дома с двумя пересадками в маршрутке. Этот сука — псевдо папаша, как нарочно выбирает места наших встреч так далеко, что добираться приходится часа полтора, а то и больше. К Еве меня просто не подпускают.