К чужому берегу. Предчувствие - Роксана Гедеон

Покончив со сладостью, я почувствовала себя более бодро и даже перестала на него обижаться. Что с него взять, с этого проходимца? Мне нужна его коляска и его быстрые лошади, а остальное не важно. Успокоив себя этим, я принялась за рассказ. Лишних подробностей я ему не сообщала, но изложила общую канву событий, случившихся за последние три дня. Повествуя о скандальной поездке в Бютар, я заметила, как у банкира недоверчиво изогнулась бровь: он явно уже знал об этом происшествии от Жозефины и, разумеется, так же, как она, истолковывал милость Бонапарта, проявленную ко мне в виде позволения не прыгать через ручей. Однако когда я в двух словах поведала Клавьеру о внезапных утренних визитах генерала, недоверие исчезло из его глаз, а лицо разгладилось.

— И что, это правда? — В его тоне зазвучала ирония. -

Этот низкорослый красавец действительно зачастил к вам по утрам?

— Да, — с усилием выговорила я. — Это и стало для меня последней каплей.

Он посмотрел на меня с нескрываемым интересом.

— Могу себе представить! Я бы тоже был недоволен, если б меня будили в пять утра.

— Не в этом дело. Он имел в виду совсем другое.

— Еще бы! Наш генерал хотел довести дело до конца. В глазах всего света он уже давно сделал вашего мужа рогоносцем и теперь хотел завершить процедуру непосредственно на ваших простынях.

Я сделала недовольный жест. Мне не хотелось, чтобы имя Александра употреблялось во время подобных разговоров. В глазах Клавьера заискрилось озорство:

— Ах-ах-ах, велико же будет горе коротышки! Как он объяснит Парижу ваше бегство? Разве что скажет, что сам вас выгнал.

— Мне все равно, что он скажет. Пусть говорит, как ему выгодно.

— Пусть говорит, разумеется. Однако Клавьер для того и существует на свете, чтобы ставить выскочек на место. Будьте спокойны, у меня есть друзья, которые разнесут по Парижу правильную версию.

Мне показалось, что мы удаляемся непростительно далеко от цели моего визита. Обсудить случившееся с Клавьером, конечно, можно было, потому что он не любил Бонапарта и являлся моим ситуативным союзником, но наша беседа на эту тему явно затягивалась. И Бонапарт, и Клавьер ровным счетом ничего не значили в моей жизни, мое сердце рвалось к Александру.

— Я прошу у вас такую малость, — сказала я, напоминая ему о причине моего появления. — Вы же сами наверняка собираетесь в Париж. Мне нужно только место в вашем экипаже, ничего больше.

Некоторое время Клавьер молчал, обдумывая мои слова. Мне было неприятно, конечно, это молчание: в конце концов, он — отец моих дочерей, не фактический, конечно, но по крови… и он никогда ничего хорошего для меня не делал! Как можно быть до такой степени негодяем? Пытаясь успокоиться, я налила себе еще молока и утешила тем соображением, что, даже если он мне откажет, в «Черной пчеле» я все-таки наверняка найду извозчика. Конечно, тогда я попаду в отель «Нант», где живет Александр, значительно позже. Но мы с мужем не виделись так давно, что лишние два часа ничего не изменят…

Банкир забарабанил сильными пальцами по столу. Потом поднялся, прошелся по комнате, взъерошив обеими руками светлые волосы.

— Ну, положим, все было так, как вы говорите. Однако зачем вам в нынешней ситуации в Париж?

Я подняла на него удивленные глаза.

— Вы хотите вернуться в свой дом на площади Вогезов? — допытывался он. — Собрать вещи и уехать в свою Бретань? Я так понимаю, вам нынче нужно будет убежище от Бонапарта?

Я покачала головой.

— Прежде всего я хочу увидеться с мужем. Мне нужно не на площадь Вогезов, а в Пале-Рояль… в гостиницу «Нант»!

От удивления глаза у Клавьера, казалось, полезли на лоб.

— Кого вы хотите увидеть, позвольте переспросить? — Тон у него был чуть ли не издевательский. — Мужа?

— Да, мужа! — вскричала я, теперь уже возмутившись. — Моего мужа, герцога дю Шатлэ!