К чужому берегу. Предчувствие - Роксана Гедеон

— Одному из них вздумалось швырнуть пустую бутылку в окошко. К счастью, она не угодила мне в голову. Но от неожиданности, мадам, я аж присел и вскрикнул. — Брике норовисто тряхнул волосами. — Довольно громко вскрикнул, конечно. Клянусь, любой бы вскрикнул на моем месте, — бутылка летела, как бомба! Я чудом уцелел.

— Так тогда они впервые тебя поймали? — спросила я негромко.

— Ну да, — подтвердил парень. — Герцог мне сказал тогда, чтоб я убирался подобру-поздорову, потому что он никому не позволит пасти себя в Париже, как барана. И передал вам…

— Что?

— Чтоб вы вспомнили его распоряжения и выполнили их немедленно, вот что, мадам.

Повертев пуговицу на камзоле, Брике добавил:

— Это уж вы сами, конечно, знаете, что именно он имел в виду…

Разумеется, я знала. Герцог хотел, чтоб я уехала в Бретань. Все случившееся мне чрезвычайно не нравилось: и грубость к моему посланцу, и вновь повторенные категорические «распоряжения»… Но, скажите на милость, что мне делать в Бретани? У меня есть сын, а у сына были когда-то земли и леса. Много ли я ему помогу, вернувшись в Белые Липы? Пусть Александр успокоится… и не берет на себя слишком много! Я уже не та неприкаянная нищая дочь принца де Ла Тремуйля, которую он когда-то встретил на морском берегу. Я, может статься, родственница нынешнего правителя Франции, внучатая племянница его матери… чего это мне бежать в Бретань сломя голову? В Тюильри не слишком приятно, конечно, но там не чудовища сейчас живут, а люди, которых вполне можно терпеть.

По словам Брике выходило, что, поймав его во второй раз, мой муж и его друзья уже не церемонились. Это возмущало меня больше всего. Александр должен был бы понять, что, если я послала своего человека наблюдать за гостиницей «Нант», я сделала это, потому что герцог мне дорог. Ну а для чего же еще? Меня волновала судьба мужа! И вот как муж это воспринял?! Избил моего посланца! Ничего нелепее и быть не может. «Они там от пьянства и безделья все просто помешались», — подумала я, и желание подчиняться воле герцога у меня и вовсе испарилось.

— Брике… ну а насчет дела… ты узнал что-то? Или все эти дни только бродил вокруг и угощал шпионов?

— Нет, почему же? Кое-что мне удалось услышать. Хотя, надо сказать, многое в речах вашего мужа мне не особо понятно.

Парень рассказал мне, что часто слышал от герцога слово «Индия» — она обсуждалась наиболее часто, когда герцог дю Шатлэ и Кадудаль собирались вместе. Кадудаль, вспоминая аудиенцию, которую дал ему первый консул, сожалел, что «не удавил этого коротышку голыми руками», хотя имел для этого все возможности.

— Он так сказал? Что хотел и мог задушить первого консула?!

— Ну да. Он был с ним наедине, все адъютанты остались в коридоре. — Брике присвистнул: — Да вы же знаете Кадудаля, мадам. Это великан против корсиканца! Он удавил бы его своими ручищами в два счета, как клопа, если б решил это сделать.

Это было бесспорно, конечно, но не внушало оптимизма. В Париже ходили смутные слухи о том, что Кадудалю был предложен чин дивизионного генерала в республиканской армии, а он отказался, оскорбив этим первого консула. Но эти слухи все же рисовали более сдержанную картину переговоров, чем то, что говорил сейчас Брике. Если дело обстоит так ужасно, ни о каком примирении вообще не может быть и речи.

Мне почему-то вспомнились слова Клавьера о том, что роялисты планируют «похитить» первого консула. Тогда я подумала: этот человек мало что знает и несет нелепицу. Теперь мне так не казалось. Если ненависть моего мужа и роялистов к генералу Бонапарту так велика, может статься, они находятся в Париже лишь для того, чтоб подобраться к нему поближе, а вовсе не для мирных переговоров. Планируется вторая встреча между ними и первым консулом… ей-Богу, я даже боялась подумать, в какую передрягу может попасть Александр, да и я вместе с ним.

— А новая встреча с Бонапартом у них скоро будет, Брике? — воскликнула я разволновавшись.