Пробуждение - Нефер Митанни

- Вы вступили в общество сознательно? – поднимаясь из-за стола и прохаживаясь по комнате, уточнил Левашов.

- Вполне, - Петрушевских пожал плечами. – Я разделял убеждения его участников.

- То есть вы хотите сказать, что присоединились к заговорщикам без принуждения с чьей-либо стороны, а лишь исключительно потому что сами придерживались таких же воззрений?

Серые глаза генерала смотрели испытующе, будто он, сомневаясь в искренности ответов Петрушевского, пытался определить для себя, стоит ли поверить арестанту.

- Да, я действительно жаждал преобразований, хотя поначалу и не знал о существовании организации… - вновь последовал ответ Сергея.

- От кого же вы узнали это?

- Я не хотел бы отвечать на этот вопрос, - проговорил Сергей.

- Но почему?! – искренне недоумевал генерал. – В ваших же интересах ничего не утаивать!

- Меня сдерживает исключительно слово чести, которое я давал при вступлении, - отвечал Сергей.

- Слово чести…- усмехнулся Левашов и пробежался пальцами по столу. – Вы, заговорщик, смеете говорить о слове чести?! Член организации, в планах которой было убийство государя, всей фамилии!

- Об этих планах я поначалу не знал, - возразил Петрушевский, нахмурившись.

В глубине души он понимал, что по сути генерал прав.

- Что толкнуло вас вступить в преступную организацию, и каковы были намерения общества?

- Сознание бедственного положения моей родины было причиной моего вступления в организацию. Я понимал необходимость незамедлительных перемен. Тайное общество не было преступным…- Сергей на мгновение задумался и продолжал уверенно: - Да, поначалу я не видел, что наши планы могут иметь преступное направление…Общество было политическим, выступающим за существенные политические и социальные перемены…

Сидя в камере он принял решение полностью признать всё, что касалось его лично, его непосредственного участия в заговоре, но он не желал называть имён своих товарищей, поэтому и умолчал о том факте, что был принят в организацию Николаем Тургеневым.

Впрочем, Тургеневу он мог бы навредить только косвенно, Николай Иванович вот уже третий месяц находился в Англии.

- А позвольте узнать, что вы понимаете под бедственным положением родины? – уточнил генерал, возвращая Петрушевского в реальность.

- Прежде всего, ужасное положение народа, он влачит столь жалкое существование, что далее это продолжаться не может, – охотно заговорил допрашиваемый. - Я считал и считаю, что наш народ заслуживает гораздо лучшей участи. А между тем, я наблюдал, что правители страны не делают ничего к тому, чтобы изменить сей безобразный порядок…Я как гражданин своего Отечества не мог, не желал с этим мириться… Общество – как мне на тот момент казалось – способно было изменить сложившееся безобразие…

- Но ведь государь император есть первый гражданин отечества и ему, конечно, виднее, что есть беспорядок, а что – порядок! – Левашов резко перебил Сергея.

- Ежели в стране происходит то, что происходит в России, значит, первый гражданин не замечает, а вернее, не желает замечать это, - возразил Сергей.

- Итак, вы вступили в преступную организацию, которую, однако, не воспринимали таковой, а понимали всего лишь, как общество, выступающее за реформы? – уточнил генерал и сделал какую-то пометку.

- Да, - кивнул Петрушевский и откинулся на спинку стула.

- Вас никогда не посещали сомнения в правильности выбранного пути?

В кабинет вошёл адъютант и поставил на стол поднос с чайником и двумя чашками на блюдцах.

- Ступайте, - кивнул Левашов, - Я сам, - он сделал жест рукой, отпуская адьютанта, потом сам разлил по чашками ароматный крепкий чай.

- Сомнения – свойство человека, Ваше превосходительство, - Петрушевский пожал плечами. - И они посещали меня не раз!